Хроники Герода

– Ты хочешь уйти? Достойное желание. Ты в скорби по мальчику, которого вырастил? И это достойно уважения. Но только тогда, когда передо мной не сидел бы царь Иудеи. Аристобул понимал, что он ответствен за народ, что он не имеет права ни на личную радость, ни на личную скорбь. Ты, царь, не понимаешь. Ты думаешь, что уединясь с женой и придавшись скорби, ты достойно оплачешь Аристобула? Нет. Защитив народ, позволив ему выжить в трудную годину, ты почтишь память Аристобула. Враг на твоих границах, а войско не вышло из Ерушалаима. Еще немного и кочевники обрушатся на твои города, уведут скот людей твоих, а самих их сделаю рабами. Ты оставил незавершенным дело, ты бросил свой народ в трудный час. Могу ли я назвать тебя царем?

Герод оторопело смотрел на священника. Ему вспомнились слова отца о том, что человек, принявший на себя бремя власти, уже не имеет права на земную любовь, доблесть или доброту. Принимая сан царя, Герод принимал неизбежное зло, те условия, которые ему предоставила жизнь. О смысле царского сана он не задумывался. Римляне решили назвать его басилевсом. Значит, так тому и быть. Тем более, что иудеи называли властителя малхом. Но тысячи и тысячи людей в Иудее и Самарии, Галилее и Идумее, в Пере и Газе назвали его царем, доверили ему себя. И что же Герод? Он запутался в отношениях с Антонием, поставил страну на грань войны и… предался скорби по безвременно почившему воспитаннику.

– Учитель – вдруг подала голос Марьямна. Чувствовалось, что говорить ей трудно и больно – Учитель, говорят, что ты проник в самые сокровенные тайны Святой Книги, скажи, за что Всевышний забрал моего брата? Чем он согрешил перед ним?

– Почему ты думаешь, что Всевышний покарал Аристобула? Может быть, напротив, он призвал его к себе. А может быть, что он покарал Герода, решившего, что Он может пренебречь долгом царя. Может быть, он покарал меня, впавшего в гордыню, что я воспитал лучшего Первосвященника за всю историю Иудеи. А может быть, он покарал тебя, царица Марьямна, забывшая в земном счастье о страхе перед Ним. Кто может знать помыслы Его.

Марьямна уткнулась в колени Герода. Обняла их. Потом очень медленно поднялась, заглянула в его глаза и сказала:

– Учитель прав, Герод. Иди, любимый муж мой. Делай то, что ты должен.

Герод с удивлением, как будто, не понимая, о чем ему говорят, посмотрел на жену.

– Ты должен идти, муж мой, царь иудейский! – жестче повторила Марьямна.

– Ты должен идти, царь! – эхом повторил Гиллель – Оставь мертвое земле. Живи ради живого, царь Герод.

Герод медленно отвел руки жены. Осмотрел комнату и вышел на балкон. Сухой и горячий ветер коснулся его лица. Внизу, во дворе, образуемом крыльями дворца и стеной, Бранн занимался с воинами, которые только ждали сигнала, чтобы начать поход. Он посмотрел на огромный город, простиравшийся перед его взором, на мир, за стенами этого города. Он должен. Боль, скорбь, смятенье чувств, в котором он пребывал последние годы, все это отошло в сторону. У него была его главная любовь и главное бремя жизни – его Иудея.

Когда он вернулся в комнату, его лицо было совсем иным. Цвета смерти отошли.

– Марьямна, свет моей души, ты права! И ты прав, учитель! Главным памятником и Аристобулу, и отцу, и братьям будет Иудея. Я сохраню ее.

* * *

Отряды Герода продвигались по Галилее. Не вполне придя в себя, Герод, тем не менее, сразу решил выдвигаться к городу Кана, вблизи которого, по словам разведчиков, скапливались войска кочевников. Это были племена родственные набатеям, с которыми состоял в родстве и Герод. Однако часто не бывает более яростных врагов, чем ближайшие родственники. Стычки между кидри и набатеями, между кидри и Иудеей были постоянными. И дело здесь было не только в вероломстве кочевников. Многие земли в Иудее были плодородны, приносили большой урожай. Вызревала пшеница, росли маслины и финики, на лугах жирел скот. То, что не давала природа, получали, благодаря торговле. Через Иудею в прежние годы ходили караваны от Персии и Анатолии, до Египта. И хотя войны отодвинули караванные пути, усилиями Герода и его дома они потихоньку возвращались.