Хроники Нарнии

— Худо, худо, хуже некуда, — покачал головой господин Боббер. — Но и это еще не все. Кто помнит, был ли он здесь, когда я говорил про место встречи с Эсланом — про Каменный Стол?

Никто не помнил.

— Ежели был, — продолжил бобр, — тогда Ведьмарка сядет в сани да как помчится — мы и до Стола-то не дойдем, она перехватит нас. Нам до Эслана пути не будет.

— Нет, сперва она иное испробует, — возразила госпожа Боббер, — уж я-то ее знаю как облупленную. Чуть только Эдмунд расскажет ей, что мы, мол, здесь сидим, она тут же захочет прихлопнуть нас еще засветло, а коль скоро ушел он с полчаса назад, стало быть, нагрянет она минут через двадцать.

— Твоя правда, госпожа Боббер, — согласился с ней бобр, — нам давно пора убраться отсюда. Времени у нас осталось — всего ничего.

Глава 9

У Ведьмарки

Вам, конечно же, любопытно знать, что случилось с Эдмундом. Он отобедал со всеми, хотя и без особого удовольствия — ведь думать-то он мог только о рахат-лукуме, а ничто так не портит вкус к простой и полезной пище, как неотвязная память о волшебной и вредной. Потом он сидел и слушал разговоры, и от этого ему тоже было мало радости — ему казалось, будто все от него отвернулись, будто все с ним неприветливы. Ничего такого не было и в помине, а ему казалось. Так сидел ом и слушал, пока господин Боббер не завел речь об Эслане, а когда Эдмунд услыхал о встрече, назначенной у Каменного Стола, тут он и начал потихоньку подвигаться за холстину, что завешивала входную дверь. Потому что имя Эслана вновь наполнило его таинственным ужасом, точно так же, как остальных — таинственной радостью.

И пока господин Боббер распевал вирши про плоть Адамову, Эдмунд тихо-тихо поворотил дверную ручку, и не успел еще господин Боббер объяснить про Бледную Ведьмарку, что та не человек, но наполовину джинния, наполовину великан, а Эдмунд уже выбрался наружу и осторожно притворил дверь.

Не подумайте только, будто был он настолько дрянной мальчишка, чтобы сестрам своим и брату пожелать обратиться в камень. Нет, хотел он рахат-лукума, и еще — стать принцем (а потом и королем), а еще — расквитаться с Питером за «гаденыша». И конечно же, вовсе не хотел он, чтобы Ведьмарка слишком уж привечала кого-то кроме него — пусть не ровняет их с ним, с Эдмундом. И в то же время он убедил себя, или притворился, что убедил, будто колдунья не сделает им ничего дурного.

— Кто о ней говорит всякие гадости? — твердил он сам себе. — Враги говорят. И наверное, половина из этого — враки. Ведь со мною она вон как весела и ласкова была, не то что другие. И она, я уверен, законная королева. Во всяком случае, лучше уж Ведьмарка, чем этот страшный Эслан! — Так он пытался оправдаться перед самим собой. Но оправдаться не очень получалось, потому что в глубине души он твердо знал: Бледная Ведьмарка — существо злое и жестокое.

Выбравшись под снегопад, Эдмунд первым делом обнаружил, что оставил свою шубу в доме, а вернуться за ней никак невозможно. Во-вторых, он обнаружил, что уже свечерело — за стол они сели часа в три пополудни, а зимние дни короткие. Этого он тоже не учел, но и тут уже ничего не поделаешь. Эдмунд поднял воротник и двинулся по плотине к другому берегу — на его счастье, наледь запорошило снегом, и стало не так скользко.

Худшее началось на том берегу. Сумерки сгущались, снег залеплял глаза, и в трех шагах ничего не было видно. Ни дороги, ни тропинки тоже не было. Он проваливался в сугробы, поскальзывался на льду, спотыкался об упавшие стволы деревьев, падал в какие-то ямы, обдирал ноги о камни, вымок весь до нитки и продрог. Но страшнее всего — тишина и одиночество. И, как я понимаю, пришлось бы ему отказаться от своей затеи, вернуться обратно и помириться со всеми, когда бы не мысль, посетившая его: «Вот стану королем Нарнии и велю проложить хорошие дороги». Тут он, само собой, размечтался, как станет королем и что еще прикажет сделать, и это весьма его приободрило.

Как раз к тому времени, когда Эдмунд уже решил, какой у него будет дворец и сколько автомобилей, а еще — личный кинотеатр, и еще — где он проведет железные дороги и какие законы издаст против бобров и запруд, и каким способом (этот план был продуман особенно тщательно) поставит Питера на место, — как раз к этому времени погода переменилась. Снег прекратился. Зато подул ветер, и стало холоднее прежнего. Облака рассеялись, небо прояснилось и вышла луна. Было полнолуние, снега в лунном свете сверкали так, что стало совсем светло — почти как днем, когда бы не черные тени.