Хроники неправильного завтра

Рекой лилось пиво, падали с ног прислужники, тщась угодить пирующим, и не утихала жажда в утробах, ибо много пива нужно викингу, провожающему своего ярла туда, где встреча неизбежна. И сказал некто, чье лицо не заметил я в пляске искр: «Страхом сердец был Сигурд-ярл для жителей Валланда. Ходил я с ним в те края и видел, как покорялись они ему!». И засмеялся сидевший рядом: «Хей-я! Все видели: каждую ночь покорялся Валланд Сигурду-ярлу!» И смеялись люди фиорда, глядя в мою сторону, ибо мне упреком было сказанное; я же молчал. Ведь тот, кто насмехался, был Хальфдан Голая Грудь, берсерк, свей родом, вместе с Ингрид пришедший в Гьюки-фиорд. У порога покоев Ингрид спал Хальфдан и сыновей ее он учил держать меч; никому, крошке ярла, не уступал дорогу берсерк, прочие же не становились на его пути, зная, как легко ярость затмевает разум Голой Груди икон коротка дорога в чертоги Валгаллы тему, кто обратит на себя гнев безумца. Потому не услышал я злой шутки, но понял: не на моей стороне Хальфдан, но на стороне Эльдъяура и Локи; прочие же не скажут, кого хотят, боясь ярости Хальфдана. И верно: сидевшие рядом, отошли, сели у других костров и один остался я; только Бьярни, сын Хокона-скальда Седого, остался со мною, но Бьярни был другом моим со дней короткого роста и вместе со мной разорял птичьи гнезда, когда еще малы для вражды были мы с сыновьями Ингрид. Да, лишь Бьярни не ушел от меня, но что за поддержка юный скальд, когда против Чужой Утробы сказано слово берсерка?

Трижды по смерти Сигурда-ярла садились люди фиорда на берегу и пили пиво, поминая отца, на исходе же третьей ночи Хокон-скальд, прозванный Седым, запел сагу об ушедшем, рожденную в ларце песен его; восславил Хокон Сигурда Грозу Берегов, странника волн, ужас саксов и англов беду, сокрушителя зеленого Эйре, и блестели кенинги в ночи, как сталь секир, взметнувшаяся к солнцу, как золотой узор палат Валгаллы; сияли они на радость Сигурду и говорил отец тем, кто пировал с ним в обители Одина: «Слышите ли? Жива в Гьюки-фиорде память обо мне!» И, выслушав сагу о Грозе Берегов, разошлись люди фиорда, ибо теперь ушедший получил положенное и пришло время живым думать о живых. Тинг созывали назавтра старейшие и, собравшись, должны были решить люди фиорда: кого назвать ярлом-владетелем?

Утром, когда поднял Отец Асов свой щит, сделав серое зеленым, сошлись люди на лугу за гордом; не малый тинг, круг старейших, но большой алль-тинг [82]

созывали мудрые, и, ударяя в натянутую кожу быка, звали всех мужей Гьюки-фиорда: ведь всего раз за жизнь поколения собирается алль-тинг, где каждому дано право говорить, что думает, не страшась мести или злобы. Собрались мужи: молодые и старцы, викинги и немногие бонды [83]

, что жили близ горда и, в море не уходя, брали добычу со вспаханной земли: сегодня и им позволялось говорить. Лишь женщин и детей не допускал обычай; только Ингрид явилась по праву жены и дочери ярлов, матери сыновей Сигурда, а также потому, что этого захотел Хальфдан Голая Грудь, молочный брат ее; он привел свейку за руку и среди мужей не нашлось желающего оспорить.

Сказали старейшие: «Вот, покинул нас Сигурд Гроза Берегов, славный владетель. Скажет ли кто, что плохо было нам с ним?». И не нашлось таких. «Назовем же нового ярла, — сказали мудрые, — ведь трех сыновей оставил Сигурд, ярл же может быть один; иным — простыми викингами быть, с местом на руме и долей добычи по общему праву». И сказал Хальфдан Голая Грудь, берсерк: «Эльдъяурярл!» Промолчали люди; ведь каждому ясно было, что ярлом названный станет глядеть сын свейки глазами матери и говорить ее языком; женщине же подчиниться для мужей позорно. Тогда посмотрели люди фиорда на меня и впервые не видел я насмешки в глазах, но никто не назвал моего имени, потому что Хальфдан, подбоченясь, стоял в кругу и глядел, запоминая. И вновь сказал Голая Грудь: «Эльдьяурярл!», озираясь но сторонам: кто возразит? Снова промолчали люди. В третий раз открыл рот берсерк, чтобы по закону Одина утвердить владетеля, но помешал ему Хокон-скальд, подняв руку в знак желания говорить. Сказал Хокон: «Хорош Эльдъяур, не спорит никто. Но можем ли забыть: меч-Ворон у Хохи на ремне!» И растерялся берсерк. Слово скальда — слово асов, ибо убийце скальда закрыт путь в чертоги Валгаллы, а что страшнее для викинга?