Хроники неправильного завтра

Работа оказалась не очень сложной: инциденты случались редко, покушений не бывало вообще. Начальник Референтуры шутил, что я теряю квалификацию. Рафаил Никитич, однако, отказывался посылать меня на переподготовку, мотивируя это тем, что телохранитель ему может и не понадобиться, а секретаря с обаянием надо еще поискать. Да и у Инессы Мурадовны со мной сложились вполне доверительные отношения. Мы понимали друг друга, а вот «новинок» в доме Хозяйка немного опасалась.

Моя переписка с дархайским Домом Аршакуни СК интересовала, судя по всему, примерно так же, как сам Дархай; Рафаил Никитич изредка подшучивал над моим «рреволюционаризмом» — он говорил именно так; сам-то Хозяин всегда предпочитал золотую середину, а Инесса Мурадовна даже всплакнула, узнав об Андрее…

…Четыре месяца назад в Совете начали готовить к подписанию какой-то очень важный договор с конфедератами. По сей день не могу понять, как с ними вообще можно было о чем-то говорить? Впрочем, если они и ставили капкан, то попали в пего сами. Документ был уже подготовлен, но о сути его знали только действительные члены Совета и, может быть, Инесса Мурадовна.

Я поехала в Ялту, как обычно, за две недели до Председателя: ориентировать резидентуру Службы Контроля на Планете-Для-Всех и проверить обстановку. Все было тихо. Я дала задания специалистам и позволила себе чуть расслабиться. Конечно, не настолько, чтобы не прощупать попутно Контрольную Службу конфедератов. И тем более грешно было бы упустить возможность поработать в неформальной обстановке с небезызвестным Сан-Каро. Особых новостей он не имел, хотя раскрутила я его неплохо. Впрочем, Яан, взятый помимо своего досье, был славным парнем. Мне его жаль.

Тогда же, в Ялте, я встретилась с неприятным человеком. Он плел байки о кознях ДКГ и «Мегапола» против Союза и Дархая. От этого парня за версту разило провокацией: никто бы не посмел задавать прямые вопросы от имени Вождя А. Причем еще и просил этот Генрих информации о приятелях Сан-Каро. Разумеется, я объяснила ему все, что думаю, и сообщила о беседе куратору Земной СК. Видимо, на мое сообщение не обратили внимания.

24-го к вечеру Рафаил Никитич прибыл на Землю, а на следующий день в резиденции состоялась встреча. Разумеется, фигляр из Конфедерации снова притащил свою макаку. Она крутилась у него под ногами и даже напоминала чем-то своего хозяина. Беседа была совсем короткой. Рафаил Никитич и конфедератская развалина подписали какие-то документы, потом обменялись ими, пожали друг другу руки и одновременно нажали кнопки на странных овальных приборах, лежащих на столе. Я удивилась бы этой непонятной процедуре, но не успела, потому что произошло страшное…

По обоюдному желанию, встреча происходила на открытой веранде около сада. Резиденцию оцепили посты КС и СК, в сад не проскочила бы и мышь… но именно оттуда и прилетели стрелы.

Я стараюсь забыть — и не могу: Рафаил Никитич скребет пальцами подлокотник, глаза у него уже мертвые, а под кадыком топорщатся желто-синие перья. Я тянусь к пистолету — в кобуре только серый порошок, он жирно липнет к пальцам. Где оружие? Где?! Я растерялась… но кто бы не растерялся? Разве что обезьяна! Я еще не вынула руку из пустой кобуры, а она уже, злобно воя, выдернула из-под тельняшки сверкающие ножи, метнула их куда-то в листву и огромными прыжками помчалась через кусты. В густой зелени ее вой сменился торжествующим взвизгом — и оборвался.

Когда я добралась туда, коллега умирала. Она нашла убийцу, она даже ранила его, но он оказался точнее. Неподалеку валялся постовик из КС с перерезанным горлом, чуть в стороне — еще один, а тот, кто стрелял, убегал через лужок, сильно хромая. Обернувшись, он увидел меня и, не целясь, выстрелил из арбалета. Секундно мелькнуло его лицо: совсем обычный смуглый юнец, подросток, немного похожий на дархайца. Продолжать преследование я не смогла: стрела попала в ногу…

Потом… Я не помню точно. Кажется, я привела всех трех погибших в порядок, уложила их на веранде. У Рафаила Никитича и Президента были очень обиженные лица. А коллега смотрела укоризненно. Помню: я брела по горящим улицам, среди стонов и ужаса, брела в «Ореанду», сама не зная, зачем и к кому.

…Отель разгромили и загадили. Лишь в номере доктора Рубина все осталось на местах. Имя хозяина я узнала через неделю, когда очнулась. Вместе со мной доктор приютил еще двоих: постоянно рыдающую брюнеточку Катрин (она кричала по ночам, звала какую-то Эвелину) и толстенького лысого старичка — этот держался молодцом и даже ухитрялся добывать откуда-то консервы и медикаменты.

Мы мало разговаривали. Доктор Рубин объяснил нам, что взбунтовались квэхвисты, но что убийства вроде пошли на убыль. Я спросила: где полиция и где специалисты? Он пожал плечами. Изредка в дверь ломились. Хозяин выходил, после чего стучавшие с извинениями исчезали. Когда толстяк поинтересовался, почему мы все еще живы, доктор Рубин, поглаживая себя по груди, ответил, что знает заклятье от «нгенгов».