Мария ничего в этом не понимала, но почувствовала, что Гарет теряет силы, и испугалась. Не за себя и даже не за ребенка – за него, за Гарета. Ничего с Аяксом сделать она не могла, понимала, насколько ничтожны ее силы в сравнении с его звериной бешеной мощью… Но и позволить Гарету умереть она не могла тоже! Ее защитник в этот момент, чудом увернувшись от клеймора, ловко извернулся, и сумел-таки пнуть врага в бок, одновременно полоснув кинжалом по запястью, поросшему рыжей щетиной. Аякс заревел, как зверь, глаза стали безумными, в них не осталось вообще ничего человеческого. Мария, внезапно осенившись, схватила камзол Гарета, который тот снял и бросил на куст, и, прыгнув, набросила его сзади на голову Аякса, повиснув на нем всей своей тяжестью. Взревев еще громче, ослепший Аякс крутанулся на месте, чтобы достать девушку, но Гарет этих мгновений не упустил. Пинком выбил клеймор из ослабевшей руки, подхватил его и рубанул изо всех оставшихся сил. Он боялся задеть Марию, и удар пришелся ниже, чем следовало бы, но и так получилось неплохо: Аякс заревел еще громче, еще страшнее, перепугав этим ревом всю округу. Крестьяне побросали мотыги, косы и грабли, озираясь в панике, Матиас и кнехты, ожидавшие Гарета на мосту, помчались на крик. Из обрубка руки Аякса хлестала кровь; Мария вместе с камзолом упала и покатилась по траве. Гарет, не теряя времени, ринулся добить противника, но тот, услышав топот копыт и крики подмоги, медлить не стал. На глазах потрясенного герцога, Аякс преобразился: на месте уродливого человека возникла кошмарная тварь, мгновенно раздавшаяся в плечах и груди, так, что одежда лопнула и повисла клочьями. Все тело твари, сплетенное из тугих мышц, было покрыто жесткой рыжей щетиной, длинная, до самой земли, уцелевшая рука с огромной пятерней была украшена медвежьими когтями, а слегка вытянутое рыло – жуткого вида клыками. Меч Гарета не только срубил ему руку, но и глубоко зацепил бедро, и тварь, продолжая реветь и страшно хромая, помогая себе здоровой рукой, бросилась кубарем с обрыва и помчалась к реке. Гарет же склонился над Марией.
Девушка была без чувств, но цела, и у герцога вырвался громкий вздох: слава тебе, Господи!.. Матиас, подоспевший первым, с искренним беспокойством заглядывал в глаза, и Гарет отталкивал его, требуя, чтобы занялись девушкой.
– В Тополиную Рощу… – Чувствуя нарастающую слабость и головокружение, он упрямо не хотел сдаваться им. – Моисея… – И упал на руки своему оруженосцу.
На дороге уже толпились первые из подоспевших крестьян и работники с садов Твидла.
– Что случилось? Что с герцогом? Кто ревел? Еще дракон? – Сыпалось отовсюду. Один из кнехтов поскакал в замок, за Моисеем, а Гарета на импровизированных носилках доставили в башню Тополиной Рощи. Тильда мгновенно развила бурную деятельность, заставила кипятить воду, готовить для герцога покои на первом этаже. Прокипятив нитки и иголку, она сама, не дожидаясь Моисея, промыла специальным отваром и зашила рану на плече Гарета. Марию, которая уже пришла в себя, отвели наверх, в ее комнату, и, закончив с герцогом, Тильда поторопилась к ней.
– Что с ним? – Испуганно встретила ее Мария, порываясь встать. – Он жив? Ему очень плохо?!
– Ему куда лучше, чем тебе, глупая ты девушка. – Сердито возразила Тильда, щупая ее живот. – Чрево, как камень, не хватало еще, чтобы ты скинула! Слушай меня и не нервничай! Расслабься немедленно! Тебе о своем ребенке надо думать, а не о красавчике-герцоге! С ним все хорошо! Ложись вот так… Вам шесть месяцев всего, если дитя родится сейчас, ничто ему не поможет!!! – И Мария, расслышав ее наконец-то, и сообразив, что с нею и в самом деле происходит что-то странное, послушно улеглась так, как велела ей Тильда, и постаралась расслабиться.
Гэбриэл встретил Нэша, который, узнав о произошедшем еще вчера, с утра приехал в Разъезжее, и обсуждал с ним, с Кину и с подъехавшим так же утром Марчелло, как организовать охоту на рыжего тролля. Настоятельница принесла труды Исайи Омбургского, где подробнейшим образом описывался рыжий тролль, и подтверждалось, что справиться с ним необычайно трудно. Женщина нервничала: нападение такой опасной твари среди бела дня на графиню Июсскую прямо возле монастыря – этого еще не хватало!
– Слыхал я про таких тварей. – Соглашался Нэш. – А хуже всего, что они охальники великие. Девок сильничают прям хуже монахов. И так размножаются, потому как самок-то у них нет. Так же, как дриады и феи, те тоже только бабы, и сойтись могут хоть с кем, а родят все равно фею аль дриаду. Я слыхал, в деревнях уже было несколько случаев, когда прямо в дом в темноте кто-то вламывался и баб и девок того… Не наш ли урод это был?..
– Ваше высочество! – Настоятельница судорожно сжимала дрожащие руки. – У меня тридцать девушек, тридцать голубок белых, и защиты никакой…
– Я усилю охрану, не волнуйтесь… – Гэбриэл вздрогнул, встал резко, покачнулся, рукой схватился за спинку кресла. Произнес сдавленно:
– Гарет…