Хроники Ордена Церберов (СИ)

—  Когда бы, —  буркнул Терек, без особой охоты ковыряя в миске ложкой.

Бедняге досталась дурная особенность: в волнении он совсем не мог есть. И сейчас, когда от будущей службы его отделяло лишь время, отведенное на завтрак, кусок ему в горло не лез.

—  Я узнавала —   после завтрака и до распределения будет с полчаса свободного времени. Выяснишь, где здесь портомойня.

Влажные утренние тряпки взывали к воде и щелоку.

—  Прачечная, деревня! —  встрял Дем.

—  Поговори мне тут еще —  и пойдешь искать целителя. —  Я зачерпнула каши, подумала, и решила, что такая инициатива не должна оставаться без награды, и постановила, —  Кстати, и пойдешь. После завтрака узнай, кто в Кремосе ведает зельями, артефактами и прочей отравой, а то мы все пустые, считай. Аим, на тебе прочий припас  —  так что после завтрака ищешь кладовщика, и выясняешь, чего здесь новичкам в путь выдают. Терек…

Подвижный и живой, уроженец графства Талар был самым общительным из нас, и именно его я попросила:

—  Потрись среди старших, расспроси, кто такой Илиан Камень. 

—  Сделаю, —  легко откликнулся таларец, и я, с чувством удовлетворения убедившись, что все охвачены заботой, наконец-то смогла донести ложку до рта.

Что тут скажешь? Вкусно!

—  Ну и чучело.

Дар Ока, выпестованный годами обучения и приученный замечать направленное на хозяйку внимания, выхватил эту фразу из гомона голосов в трапезной.

Я покосилась на мальчишек: сидят, жуют, переговариваются по мелочи… Нет, точно не слухом я эти слова услышала! 

Слова эти, меж тем, не остались без внимания:

—  С чего вдруг?

—  Да ты посмотри на нее, как вчера с Забытых Болот вылезла! За годы обучения могла бы и очеловечиться!

Я небрежно оглядела трапезный зал, пытаясь выискать говоривших.

Забавно —  наш орден собирает под свою “лапу” все имперские  языки и земли, но все различия быстро теряются и повадки становятся одинаковыми: таких, как я, упрямых или любящих подразнить гусей, не так уж много, а потому мой взгляд скользил по мужчинам и редким женщинам —  и невольно отмечал их сходство.

А вот определить, кто из них полоскал мне кости —  увы, не мог: несмотря на природный чувствительный дар и немалый опыт, приобретенный за время учебы, слишком уж мало мне еще были знакомы местные.

Я, ухмыляясь, черпала ложкой кашу.

Ну правда же, вкусно! 

И приятно попасть в место, где на тебя снова реагируют!

Край, откуда я родом, считается в Империи диким. Диким-диким. Глухим, болотным. И люди там живут дикие. Варвары сплошь, мясо сырым с кости едят (кстати, я пробовала — ничего так, только в зубах застревает).  И вера у них (у нас, то есть) дикая и варварская.

Я, вот странное дело, когда в орден явилась, этого всего не знала. Думала, что место как место: вот болота с нашей избушкой, вот деревня  ребятишками-приятелями, а вон там, на горке, за лесочком —  замок владетеля здешних мест. Отчего ж дыра и глухомань? Всё как везде.

А тут в ордене —  варварка! Дикарка! И ну всячески мне об этом сообщать. А я что, я ничего.

Я человек тихий, мирный. Я пальцы ломать не приучена, даже если ими, к примеру, в кого-то тихого и мирного тыкают. В меня, к примеру.

Но еще я и упрямый человек к тому же. 

В сердце Империи принято говорить, как осел. У нас говорили —  как коза. И если кто когда пытался согнать козу с крыши, когда коза не желает с нее слезать —  тот поймет, о чем я говорю. 

И вот пришла я в отведенную мне комнатушку и в первый же вечер на себя со стороны взглянула.

На шее шнурок, на нем четыре бусины: “первая в роду”, “последняя в роду”, “первенец”, “иду за Ведающим Тропы”.

На втором шнурке дырявый плоский камень, куриный бог   —  “дочь ведьмы”. По сторонам от него три стеклянных зеленых бусины  —  я трижды доказала наставнице, что знаю травы. Лягушачья косточка —  умею ходить по болотам. Серое с черным краем перо —  добыла птицу ловь.

Две русые косы на груди лежат — масть не редкая,  что дома, что здесь три из четырех русые. Всей разницы —  здесь девки все больше носят одну косу, а замужние бабы, и там, и тут вовсе волосы в узел и под платок убирают.

Косы перехвачены лоскутами змеиной шкуры, выделанной и скрученной в жгуты, и о-о-о, сколько можно сказать о человеке,  приглядевшись к этим жгутам: если шкура со змеи снята, то это значит “родилась на болотах”, а если выползень  —  “родилась на болоте”. Первое значит, что  в болотном краю родилась, а вот второе — в болоте мамка от бремени разрешилась. Про тех, кто носит выползень, у нас говорят “с болот выполз”. Если сброшенная шкурка от змеи безобидной, то, значит, вышло всё по воле случая и Ведающего Тропы, случайно прихватили схватки будущую мать в неурочном месте. А если с ядовитой —  то и самый распоследний дурак поймет, что роженица добровольно ближе к сроку ушла в заповедное место, в сердце топей, чтобы приумножить своему чаду магическую силу.

Я вот с тех пор, как до кос доросла, таскала в них выползень с ядовитой гарры-змеи, и могла точно сказать, что всё это вранье и не работает. 

И вот смотрела я на себя со стороны внутренним взором, смотрела, и думала… А что мне делать?