Хроники Раскола

Урсула тиа Исланд была из тех увлекающихся личностей, о которых временами можно честно сказать «не от мира сего». Осененная новой грандиозной идеей, мастер теоретической магии, она забывала про сон и еду, бесконечными часами трудясь над сложными структурными и энергетическими расчетами. Про осторожность, к сожалению, тоже.

— Почему ты отрабатываешь новое заклятие в одиночестве?! — убедившись, что матушка крепко держится на ногах, я наклонился, собирая разлетевшиеся листки с заметками. — Без положенной страховки! Где твоя компаньонка?

— Тильда опаздывает. Цвейхоп на занятиях. А мне так хотелось проверить результат! — глаза матери азартно блестели, точь-в-точь у юной шаловливой девчонки.

Я вздохнул, моля Древних ниспослать мне терпения, прекрасно понимая, что ругаться на собственную родительницу непочтительно и... бесполезно — очередной приступ исследовательского энтузиазма нужно было попросту переждать.

— Риккард, в этот раз все получится! — экспрессивно продолжила Урсула. — Я обязательно утру нос чванливому индюку!

По крайней мере, мне стала понятна причина необычной взбудораженности матушки.

История противостояния гения теоретической магии и второго клинка Северного Предела началась задолго до моего рождения, когда полтора столетия назад мастер Лоали не захотел взять в ученицы честолюбивую дщерь рода Бермуд. Известнейший боевой маг принципиально не тренировал девочек, а юное дарование, оказавшееся не только злопамятным, но и упрямым, решило одолеть обидчика в колдовском поединке и тем доказать его ошибку.

С тех пор пронеслось много метелей. Девочка выросла умелым разработчиком заклинаний, обвенчалась с Альтэссой, родила дочь (ныне пребывающую в восточном клане) и двух сыновей. Серьезные дуэли превратились в ежегодное товарищеское шоу, где приятели-соперники пытались выставить друг друга на посмешище. Удивительно, но строгий и взыскательный Повелитель весьма спокойно относился к тому, что его жена периодически играла роль придворного шута.

Я внимательно вгляделся в распадающиеся куски плетения, пробуя по остаточному следу вычислить, что же задумала матушка. Попенял.

— Разве можно вести себя настолько легкомысленно!

— Риккард, — Урсула поморщилась,— не будь занудой как твой...

Она осеклась, и я мысленно продолжил «как твой отец». Матушка вздохнула, зная, что я не люблю, когда меня сравнивают с Аратаем, приказала.

— Наклонись.

Я послушался. Урсула привстала на цыпочки, со шкодливой улыбкой поцеловала меня в лоб. Первый полет практически останавливал время драконов, и в отдельные моменты, как сейчас, мне чудилось, что передо мной не собственная мать, а непоседливая младшая сестра.

Женщина отступила, улыбнулась, и это была уже не шаловливая ухмылка задумавшего пакость ребенка, а зрелая и мудрая, чуть-чуть печальная улыбка матери, обрадованной встречей с давно не навещавшим ее сыном.

В который раз за последние несколько дней я ощутил укол стыда — заботясь о благополучие целого клана, я все чаще не успевал уделить должного внимания тем, кто был мне по-настоящему дорог.

— Добро пожаловать домой, милый. Ты устал? Голоден? Пойдем, я прикажу служанкам накрыть стол в чайной, и ты подробно расскажешь о своих странствиях. Твой несносный отец совсем лишил меня моего возлюбленного мальчика.

Расправив мятую одежду (даже пятна сажи и прореха на локте смотрелись как нечто само собой разумеющееся), она, вскинув голову, продефилировала к двери — гордая и изящная женщина рода Исланд. Я в некоторой растерянности последовал за матушкой, думая, что мне никогда не привыкнуть к резким переходам от озорной девчонки к взрослой рассудительной драконице, первой леди Предела.

Пока я утолял голод, Урсула, которой не терпелось похвастаться успехами, развлекала меня теоретическими выкладками нового заклинания — какой-то хитроумной разновидности порчи. После, за имбирным чаем, я делился впечатлениями от поездки по заснеженным просторам Северного Предела.

Я не считал себя таким уж хорошим рассказчиком и тем не менее попробовал передать и завораживающую величественность подпирающих небеса пиков, и уютную бесхитростность жизни кочевых семейств, и долгие часы одиночества, когда посреди белого безмолвия ты остаешься наедине с самим собой. Леди Исланд не перебивала, участливо внимая неспешному повествованию. И я знал, что матушка действительно чувствует то настоящее, что скрывается за грубой тканью слов.

Несколько восхитительно спокойных часов пролетели совершенно незаметно. Я наслаждался редкой возможностью не следить за каждым жестом и взглядом. На время выкинул из головы все проблемы. Открылся, расслабился... пожалуй, чересчур расслабился.

— Чем ты встревожен? — спросила Урсула, разрушая идиллию.

Я замешкался, понимая, что в некоторых вопросах не могу быть до конца откровенным даже с собственной матерью, не имею права ставить под удар семью.

Дверь приотворилась. Урсула нахмурила тонкие брови.

— Я велела не беспокоить нас.

— Прошу прощения, — служанка поклонилась, чинно сложив руки на подоле. — Альтэсса желает видеть первую леди на встрече делегации Южного Храма[2].