Хроники Раздолбая

Оля взяла Мартина за руку и увлекла за собой в спальню. Валера тем временем сноровисто разложил диван и стал перегораживать гостиную ширмой-гармошкой. Последнее, что увидел Раздолбай, прежде чем раздвинутая шторка отсекла его, оставляя одного на половине комнаты, была Геула, снимающая через голову платье.

Раздолбай сел за опустевший стол и вылил в свой советский бокал остатки западного шампанского. Он чувствовал себя счастливым и несчастным одновременно. Счастливым, потому что последние два часа были самым вкусным куском в его жизни, и несчастным, потому что смелости у него хватило только на то, чтобы облизать этот кусок по краям. И теперь он черной завистью завидовал Валере и Мартину, которые наедались этой лакомой жизнью досыта, и судя по доносившимся из-за тонкой перегородки звукам, наедались жадно. Сколько угодно он мог убеждать себя, что любовь к Диане ценнее, чем сомнительная «company» из гостиничного бара, но обмануть подлинные желания не получалось — больше всего ему сейчас хотелось «компании», а если точнее, компании Оли, которую увел Мартин. Почему-то ему казалось, что он ей понравился, и думать об этом было приятнее, чем о цветах для Дианы. Что цветы? Нервотрепка, безнадежный жест, чтобы хоть как-то выразить свои чувства. Любовь ли это? Что в этой любви было приятного? Восхищение красотой, неутоленная жажда внимания, взгляды, полунамеки… Диана ни разу не прикоснулась к нему, ее глаза не горели, когда он шутил или что-то рассказывал. По степени удовольствия сегодняшний вечер в разы превосходил две недели его романтических воздыханий, а если бы он не боялся оказаться на месте Мартина… Раздолбай вспомнил прикосновение острого ногтя к своей груди, и его спина стала сама собой выгибаться, как подсушенный жарой ломтик сыра. Он ненавидел свою неопытность и корил себя, что не может преодолеть барьер, отделяющий его от самого желанного наслаждения. Если бы это был барьер брезгливости, как он ожидал вначале, или каких-нибудь принципов, он бы не злился, но он знал, что его удерживает только страх. Он мечтал преодолеть его и когда-нибудь так же смело, как Мартин, взять за руку полураздетую девушку и скомандовать: «Пошли в спальню».

Допив шампанское, Раздолбай послонялся по своей половине комнаты, выключил свет и лег на предоставленный ему короткий диванчик. Заснуть он не мог. Из-за тонкой перегородки доносились стоны и оханья, а перед закрытыми глазами мелькали отпечатавшиеся в памяти видения — разгоряченные лица, блестящие девичьи глаза, нога в черном чулке, переступающие через упавшее платье шпильки… Иногда Раздолбай проваливался в дрему, и тогда видения оживали, перенося его в круг танцующих девушек, горящие глаза которых были обращены к нему. Он ждал, когда они разденутся, но раньше этого просыпался от боли в затекшей шее, ворочался на своем коротком ложе и снова ненадолго задремывал… Проснувшись в очередной раз, он услышал, что Валера и Мартин ожесточенно спорят на немецком.

— Habe doch nein gesagt, dann ist es nein![47] — твердо сказал Валера, и на этом Раздолбай заснул окончательно.

Проснулся он от громких голосов друзей.

— …я все-таки не понимаю, почему ты отказался меняться? — возмущался Мартин. — Мы им все равно заплатили за ночь и могли иметь по две качественных самки за один прайс.

— Я не отношусь к телкам как к станку, даже если им заплатил.

— Прошу прощения за подробность, но платил им я.

— Я тебе верну.

— Дело не в деньгах, я вчера угощал. Просто, не дав мне

Геулу, ты уменьшил мое возможное удовольствие наполовину.

Дикое свинство с твоей стороны!

— Кржемилек проснулся, — заметил Валера пробуждение Раздолбая. — Как спалось, боец?

— Хреново, — прокряхтел Раздолбай, разминая одеревеневшую шею. — То шея затечет, то хуй встанет. Телки ушли?

— Нет, ждут тебя в ванной принимать вместе душ, — посмеялся Валера. — Натягивай штанищи и пошли на завтрак, а то через десять минут кончится.

После завтрака Мартин попросил Раздолбая съездить к Мише и передать ему посылку. Огромная корзина с фруктами и бутылкой шампанского должна была, по его убеждению, загладить вчерашний скандал. На вложенной в корзину открытке с видом вантового моста было написано: «Все, что мы видели от твоего дома, — это большой плюс. Все, что твой дом видел от нас, — это большой минус. Минус на плюс дает ноль, но мы хотим, чтобы остался плюс, и поэтому дико извиняемся!»