Хроники разрушенного берега

– Каких-то шагов просто не помню. Боль целиком захлёстывала, аж глаза не видят. Шаг сделаю – стою. Шаг сделаю – стою. Потом понимаю: не хрен стоять-то, замёрзну. Дошёл кое-как до лыж и поняги. Думаю – как же на лыжи-то встать, господи? Посмотрел вокруг, нашёл две сухие листвянки, поставил их под мышки, как костыли, и крохотными такими шажочками двинулся вперёд. Не шёл, а вообще – еле полз. До избушки добрался уже затемно. Две вещи меня выручили: я, когда эту зимушку строил, лабаз ещё не доделал, потому все продукты в избе лежали. И дрова я приготовил заранее вместе с растопкой, сложил у печки. Если б не это, я бы в первую ночь замёрз. Развёл я огонь, вскипятил чай – и снова к ноге. И страшно мне на неё смотреть, и что-то делать надо. Иначе кранты, это я совершенно однозначно понимаю.

Я спросил Славу, не проще ли было просто ползти по лыжне к избушке. Он посмотрел на меня, как на сумасшедшего:

– Да ты что? Ползти по снегу в минус тридцать – это промокнуть, выбиться из сил и замёрзнуть насмерть.

За полкилометра бы замёрз. Совершенно точно. А так – медленно-медленно, мучительно – но дошёл.

В распоряжении Владислава были лыжи. Пара самодельных, изготовленных из древесины лыж-голиц. Владислав не успел подклеить их мехом с ног северного оленя – камусом, положившись на то, что сделает это чуть позднее. Сейчас он поздравил себя с этой непредусмотрительностью.

Дело в том, что Дягилев придумал себе очень сложную шину. И одной из лыж в этой конструкции отводилось весьма важное место. Сперва он приложил вокруг голени по кругу шесть хорошо оструганных лиственничных палочек диаметром четыре-пять сантиметров. Стянул их бечёвкой так, чтобы они не сильно сжимали ногу, но при этом не давали ей шевелиться. После чего обрезал лыжину, изготовив из неё две дощечки сантиметров по шестьдесят-семьдесят, и заключил свою ногу – уже в шине – в такую же примитивную опалубку из досок. Конструкция получилась громоздкая, и ей ещё предстояло доказать свою эффективность.

Решение пожертвовать лыжей далось Владиславу очень и очень нелегко (вообще, для большинства таёжников решение пожертвовать лыжей выглядит таким же святотатством, как для мусульманина – плюнуть в Коран), но он резонно решил, что если удастся сохранить ногу, то лыжи он себе точно выстроит, а если нет – то, скорее всего, ему не понадобятся ни лыжи, ни что-либо ещё в этой жизни.

С этой конструкцией Владислав возился до раннего утра и наконец просто вырубился на кровати, закрывшись полушубком. Проснулся он уже глубоко за полдень, когда солнце глянуло в низкое окно, прорубленное в полбревна и затянутое несколькими слоями полиэтилена. В избе было прохладно, но не холодно. Нога болела. Надо было думать.

В первую очередь Дягилев решил уложить в избу максимальное количество дров, какое он только сможет перетащить с улицы. Здесь ему немного пофартило: при постройке зимовья он максимальное количество чурок изрубил в поленья. Колоть дрова в его нынешнем состоянии было просто невозможно.

– Нога, если её не требушить лишнего, всё равно ж заживать будет, так? – рассуждал Владислав. – То есть через неделю, когда я дрова уже основательно пожгу, она уже будет поздоровее, чем сейчас. Поэтому надо просто бороться за каждый день покоя. Слава богу, у меня мяса было в избытке: олений задок, ребровина, шея… Муки килограммов пять, рис, вермишель, банок каких-то десяток – «Завтрак туриста», что ли.

Тем не менее, втаскивая в избу нарубленные дрова, Слава оценивал перспективы задержаться здесь надолго – практически до весны. Окинул взглядом стоящие неподалёку сушины, которые надлежало свалить на дрова, подумал, куда можно было бы ненадолго выползать на охоту (при этом зажмурился от боли – так ответила ему повреждённая нога), перебрал в голове весь возможный инструмент…

Занесённые в избу дрова заняли почти половину зимовья. Надо сказать, что это не очень печалило Дягилева: меньший объём легче согревать.

Топил печь он с большой осторожностью. По-настоящему он прокаливал её только два раза в сутки – когда кипятил себе чай и варил пишу. Всё остальное время он предпочитал утепляться одеждой. Ну и спать.