Хроники российской Саньясы (Из жизни Российских мистиков - Мастеров и Учеников 1960-х - 1990-х)

уроки, позволившие отойти от позиции "сделайте со мной что-нибудь". И возможно получилось так потому, что хотя внешне Жора был для меня, как и подобает психоаналитику - загадочной личностью, интуитивно я чувствовал, что ему самому интересны не столько символы и психоаналитические концепции, сколько сама Жизнь. Так что, знал он сам о том или нет, но, по сути, учил он меня исследовать Жизнь, только думали мы при этом, что психоанализом занимаемся...

После мы встречались еще пару раз, уже через несколько лет. Помню, как в 1991 году, когда я учился на психолога в Университете, я приехал в Бехтеревку (Психоневрологический институт им. Бехтерева) на какой-то семинар. Жора работал в Бехтеревке, мы не виделись уже лет пять, и я решил перед семинаром зайти к нему на отделение. Я был переполнен восторженной гордостью, предвкушая его реакцию на то, что я стал психологом. -"Ну, вот мы и коллеги", - протягивая руку, сказал я нарочито небрежно, стараясь не показать никаких эмоций. Жора как-то очень внимательно посмотрел на меня поверх очков, затем тихо и совершенно серьезно произнес:

- "Вот сейчас позвольте действительно выразить вам свое сочувствие, которое гораздо больше теперь, чем когда вы были пациентом и мучались какими-то там надуманными проблемами". Понадобилось года три, чтобы осознать глубину этой фразы, хотя и тогда, признаюсь, она меня озадачила, и я даже не нашелся, что и сказать для продолжения беседы.

Месяца через три я еще раз заехал к нему на работу, чтобы показать черновик диплома, который мне предстояло защищать в начале лета. Бурковский бегло пролистал диплом, хитро прищурился и, протягивая мне папку, сказал: "Ну что ж, хорошо. Вы, как и прежде, очень изящно противопоставляете себя другим"... Я тогда чуть не заболел. Весь вечер, допоздна, я бродил, как чумной по парку, а когда пришел домой - сочинил рассказ, в котором некто осознал, что он все время выпендривался, тем самым отделяя себя от других все больше и больше, оставшись в итоге одиноким и никому не нужным со всей своей уникальной индивидуальностью.

Александр Маркович Эткинд

С Бурковским у нас была договоренность, что вместе мы работаем ровно девять месяцев. По окончании этого срока я спросил, нет ли каких-нибудь групп, где люди занимались бы чем-то похожим па психоанализ, но не по одному, а вместе. Он посоветовал мне обратиться к Александру Эткинду -молодому психологу, набиравшему как раз в то время какую-то группу. Через три или четыре месяца я уже постигал, под его руководством, групповые процессы и их отражение в моем сознании. Эткинд был тогда выразителем революционных, по отношению к "застойной" советской психологии, взглядов. Это, по слухам, послужило поводом для каких-то скандалов в Бехтерев-ском институте, где он, как и Бурковский работал и откуда, после этих скандалов его не то уволили, не то он сам ушел. Не знаю, как там было на самом деле, но слухи такие ходили. Сейчас Эткинд - солидный ученый, авторитет в области психоанализа и психоаналитической философии, я не знаю, - сохранил ли он те качества энтузиазма и подвижничества, которые мы - участники его группы в 1986 году чувствовали, и чем, в частности я от него заразился. Если попытаться описать то, чему я у него научился в двух словах, - то, во-первых, - это некое настроение неуспокоенности, пробуждающее жажду поиска и действия, а во-вторых, - осознание, что кроме меня самого никто и никогда за меня ничего не решит (это трудно переоценить, -иллюзия, что кто-то за тебя должен что-то сделать или что все должно произойти само собой, неким чудесным образом, - одна из самых стойких человеческих бед). Научение это, как и в случае с Бурковским, не было прямым, - по форме мы занимались в психоаналитически ориентированной группе, которая для конспирации называлась "группой общения" при одном из Домов Культуры. В групповом процессе ощущался аромат таинственности и "подпольности" происходящего и это было дополнительным стимулом для вдохновения. Был в нашем взаимодействии еще ряд важных моментов, которые я не буду называть просто потому, что они потребуют длительных и пространных объяснений, в которые мне очень не хочется пускаться.