Хроники Сен-Жермена

— Харпер. — Бледные щечки вновь испятнало смущение. — Эмили Харпер.

— Рад познакомиться, мисс Харпер, я — Эр-Джей Франциск. — Он с нарочитой торжественностью протянул ей правую руку.

Эмили подалась вперед, но задержала ответный жест, ибо в салон вошел незнакомец. Высокий, худой — и тоже в костюме черных тонов, делавшем, впрочем, его облик не элегантным, а театрально-зловещим. Ярко-красные губы вошедшего кривились в усмешке, свойственной людям, привыкшим посматривать на окружающих свысока.

— Надеюсь, я вам не помешал? — равнодушно произнес он красивым и хорошо поставленным баритоном.

— Нисколько, — заверил его музыкант. — Я почти закончил настройку. Мы с мисс Харпер беседовали о капризах клавишных инструментов. Могу ли я чем-нибудь вам помочь? Если вы голодны, ужин уже в разгаре.

Мужчина слегка вздрогнул.

— Голоден? Нет. Я ищу мистера Роджерса. Вы не знаете, где он может быть? — Незнакомец обвел салон внимательным взглядом, словно подозревая, что мистер Роджерс прячется где-нибудь тут.

— Он должен быть в кухне. Он всегда там, когда идет ужин, — приветливо ответил маэстро. — Подождите минут десять — двадцать.

— Нет, — возразил незнакомец. — Мне надо видеть его прямо сейчас.

Эмили Харпер крепко стиснула руки. Глаза ее стали синими от тревоги. Она вся подергивалась, быстро, порывисто, словно пытаясь стряхнуть невидимые оковы.

— Мисс Харпер, — ровно сказал Франциск. — Я отправляюсь на кухню, чтобы позвать мистера Роджерса к этому господину. Вы не хотите прогуляться со мной? — Он подхватил со скамьи шерстяную черную блузу и, прежде чем облачиться, аккуратно огладил каждый рукав, потом размеренно и педантично взбил черный артистический галстук с широкими, свободно болтающимися концами. Взгляд девушки выражал бесконечную благодарность.

— Да. Хочу. Даже очень.

Франциск посмотрел на долговязого незнакомца.

— Если вы подождете в вестибюле у стойки, мистер Роджерс вскоре к вам подойдет. Это все, что я могу сделать для вас, мистер…

— Лорпикар, — ответил тот. — Коттедж тридцать три.

— Ясно. — Франциск повел перепуганную девушку к выходу. Уходя, он чувствовал, что мистер Лорпикар сверлит взглядом его затылок, и потому оглядываться не стал, вопреки разбиравшему его жгучему любопытству.

Джим Саттон появился в салоне поздним вечером нового дня. Костюм журналиста, как всегда, был очень строгим, контрастируя с его лицом, напоминавшим мятую простыню. Он помахал рукой музыканту и сел у стойки, дожидаясь, когда стихнут тихие, чуть жужжащие звуки старого доброго клавесина.

— Рад видеть вас, мистер Саттон, — сказал бармен с неподражаемым южным акцентом. — Антильский ром и сок лайма, а?

— И я рад вас видеть, Фрэнк. И рад, что вы помните мои вкусы. — Хотя по традиции репортерская братия любила приналечь на бурбон, Джим Саттон отдавал предпочтение рому. И с удовольствием выложил десятидолларовую банкноту, когда ему подали этот напиток — в квадратном стакане, с небольшим количеством сока и щедрой порцией льда. — В восемь шепните мне, что утро уже наступило.

— Конечно, мистер Саттон, — улыбнулся бармен и поспешил на призывы миссис Эммонс.

Джим Саттон допивал второй коктейль, когда на табурет рядом с ним опустился мужчина в черном.

— Мне понравилась ваша игра, — сказал журналист вместо приветствия.

Тот, к кому он обратился, пожал плечами.

— Это Гайдн, пропущенный через Эллингтона.

— Деревня в восторге. — Джим уронил руки на стойку и оглядел салон. — В этом году народу прибавилось. Мы процветаем, не так ли?

— Процветаем. — Франциск взял с разменной тарелки десятидолларовую банкноту и засунул ее в карман журналиста. — Фрэнк, — сказал он вполголоса, — мистер Саттон сегодня мой гость. Пришлите счет мне.

— Ясно, Франциск, — донеслось с другого конца стойки.

— Вы против титулов? — вскинулся Джим.

— Я их, так скажем, не поощряю. — Франциск заглянул репортеру в глаза и мало обрадовался тому, что увидел. — Ну, как дела? — спросил он, почти не нуждаясь в ответе.

— Ни минуты покоя, — пробормотал Саттон, отодвигая стакан. — В этом году… Господи, столько событий. Массовые убийства в Детройте, культовые преступления в Хьюстоне, радиация в Сент-Луисе, а тут еще денверские делишки. Я никогда не думал, что после Вьетнама меня можно чем-то пронять.

Сосед его ничего на то не сказал, но приготовился слушать. Однако Джим Саттон заговорил лишь минут через пять.