Хроники Шеридана

Рио не успела закрыть рот, как Толстяк, тяжело дыша, перевалился обратно. Не удержавшись, он съехал прямо на пол. Его руки были испачканы землей.

— Интересненько! — протянула она. — Я тоже так хочу! — и быстро вскарабкалась на диван. Карапуз, сопя, полез за ней.

— Подожди, — сипло сказал мальчишка, — его надо оставить тут. Там — нехорошо.

— Ты что-то видел? — Рио замерла в охотничьей стойке.

— Нет, но…

— Тогда о чем речь?

— А вдруг что-нибудь случится?!

— Что-нибудь случится, если твоя мамочка найдет его здесь! — заявила Рио. — Держу пари, она поставит на уши всю городскую дезинфекционную команду, А если она его ещё и узнает, то через три секунды здесь будет моя бабуля! — и от вашего дома останутся руины, прежде чем она разберется, что к чему.

— Как знаешь… — неохотно поддался Толстяк, поднимаясь, и влезая вслед за ними на диван. — Только я бы все же оставил малыша дома… Постой, дай я первый!

Когда он исчез, Рио запихнула в картину братца, а потом, набрав в грудь побольше воздуха, словно ей предстояло нырнуть в воду, зажмурила глаза и…

…Она почувствовала, что лежит на траве. На мокрой прохладной траве. Открыв глаза, Рио поднялась и огляделась.

Здесь было раннее-раннее утро… Солнце ещё только просыпалось. Над рекой поднимался пар. Трава блестела от росы. Свежо, прохладно, тихо… За мостом в молчаливом ожидании замерла роща.

— Идём? — неуверенно предложила Рио, зябко ежась.

— Погоди… — отозвался Толстяк. Он достал из кармана кусок бечевки и, шаря руками, точно слепой, привязал его к воздуху, — там, где осталась невидимая отсюда рама. — А то еще заблудимся, — пояснил он. Стянув через голову футболку, Дю надел её на малыша, который дрожал от холода. Крепко зажав в руке его ладошку, Толстяк скомандовал: — Вперёд! — Дю всегда поступал правильно и осмотрительно — качества, которых Рио была лишена, и сейчас он остался верен себе. Это успокаивало.

Она с наслаждением потянулась, словно только что проснувшись, и жадно вдохнула свежую прохладу:

— Хорошо-то как!.. — и сбежала с небольшого пригорка вниз.

Вокруг и впрямь было чудесно!.. Этот уголок Долины недаром славился как один из самых живописных. Рио часто бывала здесь по-настоящему, но сейчас всё отчего-то казалось иным, незнакомым. Может оттого, что было очень тихо?.. Не пели птицы, река беззвучно катила свои воды, не шуршала трава под ногами, — только тихий-тихий шепот ветра. Она ощутила, как взволнованно забилось сердце, ей вдруг захотелось взлететь — так стало вдруг радостно и легко!

Спустились к реке.

У моста Рио нагнулась, зачерпнула воды, ополоснула разгоряченное лицо и — застыла… Что-то неуловимо изменилось вокруг. Она осторожно выпрямилась и прислушалась. Ей чудилось, будто шепот листьев складывается в слова, но никак не могла их разобрать.

— Слышите?..

Дю и Карапуз топтались рядом.

— Неуютно тут… — отозвался Толстяк. — Вернемся, а?..

Ей и самой захотелось тотчас повернуть назад, но любопытство и упрямство взяли верх.

— Пройдемся до оврага — и назад! — решительно сказала она.

Ветер все усиливался… Рио задумчиво посмотрела на следы, оставленные ими на влажном речном песке.

— Как думаешь, — спросила она, — мы в самой картине или с ее помощью переместились в пространстве? К настоящему мосту?

— Не знаю, но если бы мы попали к мосту по-настоящему, то вон там бы торчала верхушка церкви. Но её — нет.

Это замечание уязвило Мэрион: как она сама-то не додумалась! Из вредности она хотела было поспорить, но вдруг отчетливо разобрала в звуках ветра ясный шепот:

… не ходи за Старый мост,седым мхом он порос…

Рио вздрогнула: ее рука как раз легла на замшелые деревянные перила моста. Она неуверенно сделала шаг, другой…

… тени призрачных виденийжаждут перевоплощений…

Она оглянулась на Толстяка. Было заметно, что ему не по себе.

— Да что тут может случиться? — нарочито громко сказала она и затопала вперед.

Шагая по бревнам, они перебрались за реку, прошли через рощу, — притихшие, оцепеневшие дубы, настороженные липы, — и вышли к оврагу. Бледное утреннее солнце рассеяло предрассветный туман, но его остатки ещё прятались на дне огромного оврага, уходящего широкой дугой к лесу.