Читаем Хроники старого меломана полностью

С виниловыми пластинками я тоже познакомился в начале шестидесятых. В то время моя бабушка, Сушко Наталья Семеновна, и её сын, мой дядя, переехали в отдельную квартиру. Дядя вообще-то собирал книги (довольно распространённое занятие), и на новом месте они занимали все свободное пространство, но однажды Виктор Иосифович прикупил электрофон «Юбилейный», самый популярный проигрыватель тех лет. Непривычный красно-коричневый чемоданчик произвёл на меня очень сильное впечатление. Он играл пластинки на 33, 45 и 78 оборотов в минуту. Динамик находился в крышке, а ручки громкости и тембра располагались на горизонтальной панели, по тем временам вполне приличный звуковоспроизводящий аппарат! Взрослые не пропускали новинки фирмы «Мелодия». Коллекция винила росла и со временем приобрела внушительный размер. Тогда же мною были переслушаны почти все шлягеры отечественной и редкой по тем временам зарубежной эстрады. Я уверенно ориентировался среди стопок уныло оформленных конвертов с отечественным винилом на 33 оборота (но попадались и увесистые кругляши на 78), особенно запомнилась песня из фильма «Последний дюйм». Кто-то наверняка помнит мрачный текст Бена Эйсли в исполнении солиста Большого театра Михаила Рыбы. Какая-то захватывающая музыка и необычные слова для того времени, пробирающие до мурашек!

Эстрадные записи из коллекции дяди я слушал без конца и в больших объёмах, возможно, это обстоятельство основательно подготовило меня к знакомству с настоящим роком. А это случилось в 1966 году, когда я перешёл в 190 школу с художественным уклоном.

До того была восьмилетка, которую я с трудом закончил. Одноклассники, дети потомственных пролетариев — в основной своей массе простые дворовые пацаны, которые быстро впитывали плохое и отторгали хорошее. Представление о культурном и духовном базисе поколения шестидесятых даёт сама атмосфера тех лет: серый, унылый заводской район города, толпы вечно пьяного рабочего люда, скандалы в коммунальных квартирах, голодное существование в условиях дефицита и прочий негатив, порождённый войной, репрессиями, кривой хрущевской оттепелью и другими советскими реалиями.

Этот факт неизменно сказался на досуге, который состоял не только из корпения над учебниками, но и раннего знакомства с алкоголем, курения в школьном туалете, бесконечными драками. Справедливости ради, в той далёкой совдеповской 108-й школе устраивались культпоходы в кино, театр и музыкальные лекции в Концертном зале у Финляндского. Это, конечно, отвлекало от серого однообразия и мелкого хулиганства, вроде стрельбы из самодельных пистолетов — «поджиг» или взрывов магниевых бомбочек.

И, всё-таки, музыка стояла у меня на втором плане и доминировала лишь на первых редких и неумелых танцульках в школьные праздники или вечеринках у друзей. В новом учебном заведении я попал в другую для себя среду. Ученики, в основной массе, были отпрысками питерской художественной интеллигенции, состоятельных людей из среды чиновников и дельцов теневого бизнеса. Поначалу я чувствовал себя человеком «низов», чего очень стеснялся, но затем потихоньку освоился в новом коллективе.

Хорошо помню, как в английскую половину (класс был разбит на две языковых группы, моя — французская), кто-то принёс альбом «битлов» «Revolver», а вокруг проигрывателя, на котором гордо крутился жёлтый ярлык английского «Parlophone Records», сгрудился тесный кружок заинтересованных школьников. Сейчас улыбаюсь, вспоминая, как наши умники фыркали: мол, так себе «музычка», наша лучше!

В то время я прибился к Сашке Зубковскому, который поведал, что у него дома имеется настоящий катушечный магнитофон и записи фирменной музыки. И вот где-то весной 1967 года я был приглашён в знаменитый элитный «Дом Кирова» на одноимённом проспекте. В гостях, открывши рот, слушал записи «битлов» и других музыкальных групп. Сашка похвастался импортным журналом, где на передней обложке красовались британские «Роллинги». Позже я выкупил у него этот яркий образчик чужой и притягательно-неведомой жизни. Несмотря на то, что нас разделяло ощутимое классовое неравенство, мы подружились. Я стал часто наведываться к Саше: шестнадцатилетним юношам было о чем поговорить, а, главное, что нас объединило, — это нарастающее увлечение западным роком. Кумирами стали «The Beatles», хотя магия их творчества не сразу меня закружила.

Понадобилось время, чтобы проникнуться чужой музыкальной культурой, энергичными ритмами, завораживающими мелодиями ливерпульской четвёрки и почувствовать насколько она отличается от совковой эстрадной патоки. К осени, после прослушивания совсем свежих записей «Bee-Gees», я уже был озабочен мыслью о приобретении магнитофона и пластинок.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное