Узкое шоссе уперлось в шлагбаум. За шлагбаумом прохаживались двое в камуфляже. Мы остановились, Эдик вышел, какой-то ленивой походкой подошел к КПП, неспешно извлек из кармана и сунул в окошко пропуск. Пропуск тут же вернули, и он той же ленивой походкой возвратился к вашей машине.
Шлагбаум поднялся, бойцы взяли под козырек, Эдик, впрочем, на них не обратил никакого внимания. Я так понял – не из снобизма, а потому, что обращать внимание не полагалось по званию. И мы въехали на территорию турбазы.
Закрытая турбаза представляла собой две пятиэтажки да россыпь уютных деревянных коттеджиков в русском стиле. Эдик припарковался у забора, около которого стояло несколько авто.
– Полковник уже здесь, – сообщил он.
– Какой полковник?
Эдик показал на белую «шестерку». Возле машины курил и смотрел прямо на нас седой пожилой сухопарый мужчина с худым скуластым лицом. Мне показалось, что в этих острых чертах прячется какая-то капитальная забота.
Мы подошли.
– Знакомьтесь, – представил нас друг другу Эдик. – Степан Тимофеевич, полковник КГБ дефис ФСБ.
– В отставке, – уточнил полковник.
– Викула Селянинович Колокольников.
Полковник кивнул.
– Снасти я уже взял. Комендант даже примус выдал. Пойдемте, молодые люди.
– Озеро здесь замечательное, Викулыч, – сообщил Эдуард. – Клев гарантирую.
– Посмотрим, – коротко произнес полковник и странно глянул на меня, как мне подумалось, профессиональным взглядом гебиста.
На берегу озера Эдуард расстегнул свой баул, извлек маленькую японскую бензопилу, подсоединил к ней нож.
– Сейчас вырежем метр на метр, – и ступил на лед.
– Постойте, Эдуард. Во-первых, хозвзвод поддерживает несколько прорубей, чтобы рыба не задыхалась. Во-вторых, на льду холодно, как следует не побеседуешь. Ветер.
Ветер и вправду тревожил, студеный был.
– Тогда я у берега вырежу, – и Эдуард дернул шнур стартера.
Бензопила по-японски негромко взвыла.
– Ну-с, молодой человек, – обратился полковник ко мне, – давайте расстелим коврик.
Он показал на сверток в брезентовом чехле. Я развязал и вытащил защитного цвета коврик, что-то вроде многослойной плащ-палатки, раскатал его по жухлой прошлогодней траве.
– А теперь «примус».
Полковник извлек из кармана нагревательный патрон и вставил его в гнездо на углу этого чудо-коврика. Тихо зашипело, полковник потрогал коврик рукой и констатировал:
– Ну вот, теперь порядок. Греет. Присаживайтесь, Викула.
Между тем Эдик отделил порядочную глыбу льда, вывернул ее на берег, а сам с удочкой уселся верхом на рыболовную коробку. Он, похоже, в самом деле собирался ловить рыбу.
– Молодые люди, попрошу сюда. Эдуард, оставьте рыбу в покое.
Он раскрыл дипломат.
– Коньяк.
Эдуард подошел, хмыкнул и полез в свой баул. Оттуда возникли два крупных лимона, две бутылки водки, упаковка баночного пива и пластиковые судочки с салатами. Я почувствовал, как моя печень противно зашевелилась.
– Мясной салат захватили? – спросил полковник.
– Мясной и крабовый. И грибной.
– Хлебушка надо порезать.
– А хлеб я забыл.
Полковник вопросительно глянул в мою сторону.
– У меня бутерброды, – стараясь придерживаться лаконичной формы диалога, сообщил я. – С сыром.
– Пойдет, – одобрил Степан Тимофеевич, разглядев в моем пакете толстые ломти батона.
И принялся разминать очередную сигарету. Пальцы у него были сухие, с большими, узловатыми суставами.
На чудо-ковре уже стояли одноразовые стаканчики, и Эдуард наливал в них водку.
– За что хряпнем, товарищ полковник?
– За мир во всем мире, товарищ майор.
– Идет, – и Эдик, не мешкая, выпил.
Я страдальчески посмотрел на водку, колыхавшуюся у меня в стакане, повертел его. И, мысленно перекрестившись, испил. Все моментально встало на свои места. Я так живо почувствовал – вот теперь я точно на рыбалке. Захотелось говорить, много, обо всем.
– Повторить надо, – сказал я, хотя собирался сказать что-то другое.
– Это можно, – санкционировал полковник.
И мы повторили.
Я навалил горкой на свой бутерброд грибного салата – гори она огнем, эта диета, – и, блаженно закатив глаза, принялся неторопливо закусывать.
– Пока неплохо, – заверил нас Эдик. – Но бутылку следует освободить.
– Само собой, – согласился полковник.
Мы освободили бутылку, после чего Эдуард заметил:
– Вторую нехорошо сиротой оставлять.
– С вас тост, майор.
Эдик задумался. Посмотрел на лес, на озеро. Набрал в легкие воздуха.
– Вот чтобы все это еще тысячу лет было русским!
– Пьем стоя, – приказал полковник.
После тоста я хотел было уже садиться, но полковник предупредительно сказал:
– Еще стоим.
Эдуард долил водки, и полковник выдал тост:
– И чтобы еще тысячу лет сюда не ступала нога нечеловека.
Тут я, признаюсь, сел. Коврик был замечательно теплый, но от такого тоста дыхнуло ледяной стылостью.
Эдик разлил по последней, отправил пустую бутылку к ее сестре. И, подняв стакан, как бы между прочим спросил:
– Викулыч, ты слыхал о падающих спутниках?
Я стал соображать, о каких падениях идет речь. Я был в курсе, что российская космическая группировка состоит из старых спутников. Наверное, от этого они падают. Но что я должен был отвечать?
Эдик не ждал ответов, он продолжал ставить вопросы: