Хроники Вторжения

Его встречали пятеро марсианцев. Не успел он рассмотреть их лица, как пейзаж долины сменился странным видом. Этот мир, или эта его новая грань, оказывается, был многослойным. По-земному голубое небо, прямо в нем струились светящиеся облака, проструивались друг через друга. Водили хороводы деревья, а рядом с ними полыхали языки зеленого пламени – другая материальность деревьев. Были и здания, странной, попирающей закон тяготения архитектуры. Белые и розовые, выбрасывающие далеко вверх стрелы башен; где-то очень высоко они вдруг распускались веером арок, дуг, волнообразных лепестков. Реки здесь текли-вились снизу вверх и наоборот, сверху вниз, вовсе не ведая ни верха, ни низа, окутанные легким туманом, то серебристым, то сиреневым. Из тумана выныривали стаи птиц, а может быть, это брызги воды становились птицами. И повсюду возникали разноцветные сполохи – так марсианцы обозначали свое присутствие в этом мире или в этой его грани.

На месте пятерых встречающих передавалась пятью цветами небольшая радуга. Викула увидел себя каким-то ее новым оттенком и шагнул – слился с радугой.

Он в этот момент многое знал и многое чувствовал. Тончайшие оттенки удовольствия. Это удовольствие имело объем, пространственное звучание, что ли. А то, что сейчас знал Викула, человеческим языком выразить невозможно.

Но словно зазвенела крепкая упорная струна, и Викула вновь оказался в долине Города Солнца. Рядом с ним стоял перс, и больше никого не было.

– Как обещал, – улыбнулся юноша.

Викула вспомнил, что перс обещал вернуть его на Землю. Возвращаться не хотелось.

– Передумал, русс?

– Не знаю. Может, то был не я?

– Не валяй ваньку, русс. Потом труднее будет вернуться. Или ты все дела свои на Земле уже сделал? По всем счетам заплачено? Ты ведь знаешь, что возвратиться сюда можешь в любой момент. Твоя родина теперь Марс.

И что-то прокрутилось в голове Викулы. «Две родины – как-то слишком. Надо бы посетить первую. Если она все еще родина, то второй быть не может».

– Правильно, русс. Настоящая родина не отпустит. Вот и узнаешь – кто ты теперь.

Викуле вспомнилось, как тяжела, груба и абсурдна земная жизнь. Возвращаться было просто страшно.

– Что со мной, перс? Я боюсь Земли. Мне страшно. А ведь там было и хорошее...

– Я тебя отвезу, и ты решишь – было или все еще есть:'

Викула кивнул.

Когда они в давешнем джипе приземлились у подъезда Викулиного дома, был вечер. Перс сказал:

– Ты ведь ничем не рискуешь.

– Все равно страшно.

– У людей один лишь риск – утрата жизни. К тебе это уже не относится. Чего еще бояться? Ты им не принадлежишь. Можешь не бояться больше того, что они о тебе думают, чем ты кажешься в их глазах. Радуйся, русс.

– Я чего-то другого боюсь.

– О! Ты мне сразу понравился. У благородных людей – страх тоже благороден. Если бы в свое время я тоже этого боялся! Но об этих материях мы потом поговорим. А сейчас пользуйся своей удачей. Ведь ты счастливчик, русс. Я такой возможности, как ты, не имел. Ты можешь человеческими глазами посмотреть на людей со стороны, пребывая вне стихии человечества. Ни мне, ни другим это было не дано... Иди, иди. Когда надумаешь вернуться – просто подумай обо мне. Я ведь всегда здесь. Где-то здесь. – Перс рассмеялся и исчез вместе с джипом – так что выходить из машины не пришлось.

«Да, ароматы Земли, вы на месте», – вечерний ветерок принес ароматы мусоропровода, бензина и уставшей весны.

«Перс знает, чего я боюсь, а я – нет. Интересно, чего еще я не знаю?»

Ира ,была удивлена чрезвычайно: во-первых, внезапное возвращение, во-вторых, возвращение без чемодана.

– Ты уже приехал? – задала она дурацкий вопрос, едва Викула переступил порог.

– Здравствуй. Дома все в порядке?

– А где твои вещи?

– Какие вещи? – удивился он.

– Ну, ты же ехал с вещами... – Она растерялась.

– Ах, вещи! Украли в аэропорту, – просто, без тени жалости к утраченному добру, ответил он.

– А документы?

Он полез в нагрудный карман.

– Документы здесь. Ой, Ириша, нашли, о чем говорить! Живой – и слава богу!

Она со странным вниманием рассматривала его, она его не узнавала. Что-то чужое было в Викуле. Он наконец заметил ее растерянность и улыбнулся.

– Все в порядке, в Англии дожди и туманы. Глупые аборигены и английская скука. Последней даже чрезмерно.

Он вдруг подумал, что Ира могла подумать, что он мог ей изменить. с какой-нибудь бойкой, англичанкой или еще невесть с кем.

– С женщинами у меня ничего не было, – спокойно, как бы вскользь, заметил он.

У Иры сделались круглые глаза. Именно об измене она сейчас подумала. Вообще, она давно ждала, что он ей изменит, и все думала-гадала, как ей себя в этом случае вести – сразу подавать на развод или делать вид, что простила? Поэтому сейчас она вздохнула с облегчением – кажется, на сей раз пронесло.

– Дай мне честное слово!

– Даю честное слово, Да ну их, блядей, к лешему, – это вырвалось как-то совершенно неожиданно.

И Ира, наконец, улыбнулась – она узнала прежнего Викулу.

Он разделся, зашел на кухню, сел на табурет, осмотрелся. Ирина собирала на стол. Чего-то здесь не хватало.