Хроники забытых сновидений

Имени писателя он не знал. Листал одну за другой книги современных авторов, и все было не то, другие какие-то слова, интонации, голоса. Не то, не то. Илья устал, опустил руки, стоял потерянно.

Смирный маленький старик вдруг обратился к Илье:

– Простите, ради Бога (с большой, несомненно, с большой буквы), за беспокойство, давно наблюдаю (наблюдаю!) за вами.

Все хорошо было в старичке, и даже старое вытертое пальто не портило впечатление, умиляло. Всё хорошо: и голос, и манеры, и течение речи, и смысл ее – но запах! Немытый, запущенный, одинокий, стоял возле Ильи человек, и в другое время он бы не стерпел, сбежал, но не в этот миг отчаяния и надежды.

– Вы что-то ищете и не находите. Но что?

– Я ищу одного автора. Его книгу. Я слышал его рассказ по радио. Вчера.

– Надо позвонить в радиокомитет и все выяснить, – легко и просто нашел выход старик.

– А как туда позвонить?

– Телефон мы узнаем в справочной. У вас есть деньги?

Я уже не помню, сколько тогда стоила справка: чуть больше рубля или чуть меньше.

В стеклянном киоске возле ЦУМа и Малого театра им дали номер. Тут же нашли телефон-автомат, опустили медную денежку.

– Алё, – отозвался голос. Женский. – Алё, я вас слушаю.

– Здравствуйте! – крикнул Илья. – Это радиокомитет? Подскажите насчет вчерашней передачи, там читали рассказ, но имя автора…

Короткие гудки. Разговор оборвался (гудки-обрывки, клочки).

– Трубку бросила! – рассердился Илья. – Дура.

– Нехорошо, – огорчился старичок. – И разговор прерывать нехорошо, и дурой обзываться. Никуда не годится.

– Что же делать?

– Надо подумать. К несчастью, на голодный желудок думается неважно.

Стояли они в центре большого и прекрасного города, не мороз, около нуля, но холодно, серо, скучно, ветрено. Кто-то уже кричал в трубку:

– Я сегодня! Сегодня!

– На что нам чужие разговоры подслушивать, – сказал старичок.

Он повел Илью на небольшую улицу, которая носила тогда имя Пушкинской. Кафе в полуподвале.

– Я могу одолжить у вас рубль? – вежливо спросил старичок, когда они уже взяли подносы.

– Угощаю, – великодушно (или равнодушно?) сказал Илья.

– Благодарю, – старичок даже поклонился, – благодарю от всего сердца. Я чаю выпью и каши поем.

Я в этом кафе на Пушкинской улице бывала, сиживала за квадратным столом, едала сладкое желе, запивала горьким кофе.

Они устроились в самом удобном углу. К стариковскому запаху Илья принюхался и стал нечувствителен, а вот две девчонки пошептались и пересели от них как можно дальше. Но всё же услышали, как старик воскликнул, насытившись горячей овсянкой:

– Нам нужна библиотека!

Одна из девчонок прыснула, она была смешлива.

Из кафе Илья со стариком направились вверх по улице к Пушкинской площади. Затем по бульварам спускались к Арбатской. Свернули в небольшой двор, посреди которого на каменном постаменте тосковал Гоголь. Библиотека носила его имя.

Старика в читальном зале знали. Выдали вчерашнюю «Советскую культуру», старик вынул лупу из потайного кармана засаленного пиджака (верхнюю одежду, разумеется, сдали в гардероб), изучил программу радиопередач и указал Илье на строчку: «Рассказ “В больнице” А.Н. Ковалова читает заслуженный артист РСФСР В.Р. Голубев».

– Так себе актер, – прошептал Илья (в читальном зале все шептали, и все перемещались бесшумно, казалось, что по воздуху).

– Увы, – согласился старик.

Им принесли рассказ (его напечатали в уважаемом литературном журнале). Илья открыл нужную страницу и прочитал название: «В больнице».

И самым тихим шепотом промолвил:

– Вы меня простите, Иван Петрович, но я бы хотел один.

Старичок мгновенно понял:

– Конечно. Вы меня простите. Мог бы догадаться.

Илья не вернулся к тексту, пока высокая дверь читального зала не закрылась за ним.

Это было интимное чтение, без свидетелей, без соглядатаев, один на один (библиотекарша, другие читатели не в счет, они посторонние, незаинтересованные, им дела нет друг до друга, с ними одиночество надежно, прочно).

Не будем утомлять читателя новым пересказом. Лишь постараемся дать представление об одном абзаце, который Илья запомнил мгновенно: «Уснуть я не мог, лежать устал и решил выбраться из палаты – покурить на лестничной площадке. Я пробирался между спящими и вдруг остановился над одним. Мне почудилось, что он не дышит. Я наклонился и коснулся его руки. И тут же он вздохнул. Мне до сих пор кажется, что мое прикосновение вернуло его к жизни».

Бог его знает, отчего Илье так полюбился этот фрагмент. Это волшебное воскрешение. Скорее всего, он вообразил воскрешенным себя.

В том же номере был опубликован еще один рассказ А.Н. Ковалова. Он назывался «Ока», по имени небольшой приземистой гостиницы в маленьком русском городе.

Начало осени, тихое прозрачное небо, гудки тепловозов с далекой станции, переговоры диспетчеров (на 6-й путь, на 6-й путь) казались близкими (все далекое ранней осенью кажется близким, а близкое – далеким). Гостиницу населяла съемочная группа из Москвы. Разговоры, ночные посиделки, утреннее похмелье, съемки, любовь, страсть, ненависть, сожаление, меланхолия.