Хроники железных драконов

Вилл решил сначала просмотреть газеты, отложенные Натом специально для него. Натов план сработал лучше любых ожиданий. Виллу потребовалось три дня, чтобы попрошайничеством, воровством, враньем и надувательством проторить себе путь домой, и, как оказалось, ровно столько же времени потребовалось прессе, чтобы разнюхать сенсационную новость. Ровно в день его возвращения слух о возвращении царя выплеснулся на первые страницы всех вавилонских газет. «СЛУХИ О РЕСТАВРАЦИИ МОНАРХИИ НАВОДНИЛИ ГОРОД», – констатировала «Таймс». «ЕГО НЕ-СТОЛЬ-УЖ-И-ОТСУТСТВУЮЩЕЕ ВЕЛИЧЕСТВО?» – спрашивала «Пост». «РАЗЫСКИВАЕТСЯ РАНЕЕ НЕИЗВЕСТНЫЙ ПРИНЦ», – объявляла «Геральд трибьюн». И, подбивая всему этому итог, «Дейли ньюс» лихо заявляла: «НАСЛЕДНИК НАСЛЕДИЛ».

Редакционные колонки были полны дичайших спекуляций. Что бы это значило, задавались вопросом газетчики, что наследник вдруг взял да и появился? Может быть, царь умирает? (А он точно еще не умер, сообщала врезка, о чем свидетельствуют многие приметы и знамения, главное место среди которых занимает нетронутость Обсидианового Престола. Пока живет Его Отсутствующее Величество, этот престол будет доступен лишь для него либо его непосредственных наследников и станет верной смертью для любого другого, кто попробует его занять, – совокупность обстоятельств, о которых даже те, кто поддерживал абсолютную монархию, горько сожалели по причинам, наглядно выявившимся за время отсутствия царя.) Почему, если наследник действительно вернулся, он предпочел об этом не объявлять? А если ему так уж хочется скрыть свою личность, почему при первом своем появлении на публике он почти ее не скрывал – если, конечно же, это появление было первым? Другая врезка приводила обрывки старых сообщений и доводы экспертов, считающих, что нет, не первое.

Вилл отложил последнюю газету и взял из стопки книг верхнюю.

– «Гиппогрифы: питание и уход»? – пророкотал каменный голос. – Зачем о них читать? Гиппогрифы – мерзейшие твари. Крысы летучие, тьфу.

– Разве ты не знаешь, что читать через плечо неприлично? – возмущенно повернулся Вилл.

– Ничего не могу с собою поделать, – сконфузился лев. – Неудержимая страсть к чтению. Читаю книги, газеты, коробки с сухими завтраками – все, на чем есть слова. Это мой единственный порок.

– Тогда у тебя не должно быть тут и никаких возражений. Слов в этой книге сколько угодно.

– Это совсем не значит, что у меня нет предпочтений. Иногда какой-нибудь лодырь приносит стоящую книгу. Фолкнер. Вирджиния Вулф. Шелли. Тут как-то летом некий тип ходил сюда как на работу, пока не прочитал «Войну и мир» от корки до корки. – Лев сладко зажмурился, по его телу пробежала блаженная дрожь. – Это было пиршество духа. – Затем он приподнял каменную лапу и осторожно тронул каменным когтем Виллову стопку книг. – А вот эти – они же все простые компендиумы сведений. Зачем ты тратишь на них драгоценное время?

– Понимаешь, есть тут эта девушка…

– Всегда и везде есть девушка.

– Да ты все равно не поймешь.

– Ну конечно же, я ничего не пойму. Ну что там лев понимает в женщинах? Мы только и можем, что держать довольными и счастливыми маленькие такие прайды по семь – десять самок. Проще простого, это каждый может.

– А где они теперь, этот твой прайд? – спросил Вилл и отложил книгу в сторону.

– Я счастлив сообщить тебе, что в настоящий момент они рожают.

– Что? Все до единой? Одновременно?

– Неужели ты хочешь, чтобы я выделял каких-то любимиц? – возмутился лев. – Каждая жена каждую ночь, так часто и так долго, как они сами того пожелают, – вот лучший путь к гармоничному браку. Поверь моему слову, если ты будешь придерживаться этого простейшего правила, твои браки никогда не распадутся.

– Но если они рожают, не должен ли ты находиться при них?

– Плоть мимолетна, камень долговечен. – В голосе льва звучало высокомерное сострадание. – Для нас все вы мимолетны, как отблески лунного света на капле воды. Мало удивительного, что вам никогда и ничего не удается сделать! А наши жизни достаточно долги, чтобы их с чувством смаковать. Во времена моей молодости был всего лишь один материк. Представь себе мое удивление, когда речушка, которую я без труда перепрыгивал, стала широкой и превратилась в море! Я так был ошеломлен, когда одна земля разорвалась на много земель, которые разошлись, вращаясь, по всем уголкам Земли, да простят мне слово «уголки»! Иногда мне хочется закрыть глаза и на несколько тысяч лет вцепиться в землю когтями, только чтобы голова не кружилась.