Хрононавигаторы

Блокада «Гермеса» усиливается. Вокруг хронолета дико выкручиваются физические поля. Гравитационные удары, резонансная судорога…

— Но я не чувствую нападения, Анатолий! Мы экранированы?

— Конечно. Сниму на минутку оптический экран, чтобы ты увидела, что снаружи.

Мария, ослепленная, закрыла глаза, но бушеванье света проникало и сквозь веки. Мир пылал и содрогался. Огромные деревья — еще недавно величественные стволы с голубыми кронами — метались, раскалывались и рушились белокалильными факелами. Земля стала подобием воды — по ней мчались волны песка и камней, она вспухала и опадала, взбрызгивалась фонтанчиками, взлетала облачками валунов и осколков, земляные волны оторачивало, как пеной, пылью. Небо валилось на землю. Мимо хронолета ошалело пронеслась одна из Гарун. Мария вскрикнула — звезда чудовищным болидом врезывалась в планету. Гаруну взметнуло ввысь, она пропала в пылающем лесу.

Кнудсен погасил внешний мир. Только на дисплее расплывалось пятнышко — авиетка пропадала где-то вдали, в еще не возмущенном краю. Светопреставление было поставлено только в окрестностях корабля.

— Анатолий, это ужасно! Ты уверен, что экраны выдержат?

Он ответил с мрачным спокойствием:

— Какое-то время — да. Постараюсь провести контрманевр до того, как защитные экраны откажут.

Она сказала с надеждой:

— Ответим на их нападение контрударом?

Он покачал головой.

— Они держат «Гермес» на прицеле и бьют по кораблю. А по какой цели бить нам? Хочу выскользнуть в фазовое время. Но хрономоторы от неожиданной вибрации, которую автоматы сразу не погасили, разрегулированы. Если не будешь меня отвлекать…

— Я не буду тебя отвлекать, Анатолий!

И, чтобы не попадаться ему на глаза, она села позади. Кнудсен склонился над пультом, пальцы бегали по кнопкам — как по клавишам рояля в бурном фортепианном пассаже. Она видела его спину — какая хмурая спина, какие суровые плечи! А в лакированной панели мнемосхемы отражалось его лицо. Лицо было незнакомо: старый друг, сколько раз смотрелось на него, каждая черточка, каждая морщинка — так всегда представлялось — изучены абсолютно. Внешне все такое же: те же морщинки, те же глаза, те же волосы, но все вместе — неожиданное.

Она помнила Анатолия — доброго паренька, так смешно смущавшегося, когда над его неуклюжестью подшучивали друзья; помнила мужчину, подавленного их общим великим несчастьем — гибелью ее сына и мужа; знала и знаменитого хроноконструктора, создателя первых кораблей времени спокойного, невозмутимого при осложнениях, равнодушного к своей славе, к ученым почестям… Этого, собранного и натянутого, сурового, почти жестокого — таким он глядел из панельного зеркала, — еще не знала. Таким, наверное, был древний бог Хронос — недаром он повесил в каюте образ грозного бога.

Он уловил ее взгляд в зеркале, ответил рассеянным взглядом, и тут же забыл о ней. На панели вспыхивали и погасали красные и зеленые огоньки, они вытягивались в линии, складывались в запутанные фигурки — схемы взаимодействия аппаратов. В их метании ощущался хаос, пальцы Кнудсена нажимали на кнопки — каждая красная и зеленая вспышка была ответом на приказы с пульта. Пальцы нервничали и сердились, они чего-то добивались, у них что-то не выходило. Правая рука разбрасывалась пальцами по всему пульту, левая била в одни и те же точки — как бы вызывая что-то из бездействия. И вскоре у Марии сложилась ясная картина — правая рука обеспечивала координацию, она создавала общий фон, она трудилась сосредоточенно и хладнокровно. А левая взывала: каждый палец, нажимая на свои кнопки, чего-то настойчиво требовал и раздражался, что требование не исполняется. Марию захватила живая речь левой руки, она хотела проникнуть в скрытое ее значение, но смысл оставался вне ее понимания. Мария не вынесла и сказала очень тихо:

— Не получается…

Кнудсен услышал и сердито ответил — сердился не на нее, а на разлаженные автоматы, она это поняла:

— Получится!

Он продолжал с той же быстротой и настойчивостью манипулировать с клавиатурой, и она вскоре определила, что картина вспышек меняется. Зеленые и красные огоньки складывались в правильные сочетания, стали повторяться одни и те же фигурки. Повторяющиеся фигурки, видимо, образовали схему, какой добивался Кнудсен. Его пальцы успокаивались — уже не раздраженные, просто властные, они приказывали, а не взывали. Из рук исчезало живое чувство, так поразившее Марию: они только что были самостоятельными личностями, со своими мыслями и знаниями, теперь снова стали только руками — работали, как и полагается рукам, исполнителям воли хозяина.

Кнудсен хмуро сказал:

— Выскользнули в фазу. Теперь буду определяться, где мы и когда мы в этом «где» и что нас ждет?

Она спросила:

— Опасаешься нового нападения?

— Вряд ли. У рангунов нет хронопреобразователей. Мы в другом времени и в другом месте — стало быть, недоступная цель.