Хрупкая душа

И вот час настал. Прочитав все ответы, я разделила их на две стопки: люди, которых мне хотелось видеть на скамье присяжных, и люди, которым там, по моему мнению, не место. Судья Гёллар поочередно вызывал их к трибуне, а мы с Гаем могли либо принять человека, либо отвергнуть с объяснением, либо воспользоваться одним из трех «немотивированных отводов» — то есть турнуть просто так. Загвоздка была в том, чтобы мудро распорядиться этими отводами: иногда ведь лучше приберечь его для более одиозной личности.

Среди присяжных заседателей мне хотелось видеть самоотверженных домохозяек, ничего не требовавших взамен. Родителей, чья жизнь вращалась вокруг детей. Мамаш, не пропускавших ни единого матча своих сынков-футболистов, и мамаш — членов родительского комитета. Папаш, бросивших работу ради ухода за детьми. Жертв домашнего насилия, выносивших невыносимое. Короче говоря, мне нужны были двенадцать мучеников.

Мы с Гаем опросили уже троих человек: аспиранта из университета Нью-Гэмпшира, продавца подержанных авто и повариху из школьной столовой. Услышав, что аспирант возглавляет университетскую ячейку «Юных республиканцев», я воспользовалась первым «немотивированным отводом». Мы перешли к четвертому кандидату — женщине по имени Джулиет Купер. Ей было немного за пятьдесят — идеальный возраст для присяжного, человек с житейским опытом, не склонный к скоропалительным выводам. Телефонистка в больнице, мать двоих детей-подростков. Когда она села за трибуну, я постаралась тут же раскрепостить ее своей самой доброжелательной улыбкой.

— Спасибо, что пришли к нам, миссис Купер, — сказала я. — Что ж, приступим. Вы ведь работаете не дома, так?

— Да.

— Как вам удается совмещать работу с воспитанием детей?

— Когда они были совсем маленькими, я не работала. Я считала, что важно быть с ними рядом. На работу я вернулась, только когда они пошли в школу.

Пока что нормально: женщина, для которой дети — самое главное в жизни. Я опять пробежала глазами по заполненному ею вопроснику.

— Вы указали, что когда-то подавали судебный иск.

Я всего лишь констатировала факт, добровольно ею указанный, но Джулиет Купер поморщилась, словно я отвесила ей пощечину.

— Да.

Разница между допросом свидетеля и собеседованием с потенциальным присяжным состоит в том, что первым вы задаете вопросы, ответы на которые вам и так известны. У последних же спрашиваешь наобум — ответ может сыграть тебе на руку, а может и стоить одного заседателя. Что, если Джулиет Купер, например, судилась из-за врачебной ошибки и проиграла?

— Вы могли бы рассказать об этом подробнее? — настояла я.

— До суда дело так и не дошло, — пробормотала она. — Я отозвала жалобу.

— Как вам кажется, вы сможете непредвзято отнестись к человеку, который довел-таки свой иск до суда?

— Смогу, — ответила Джулиет Купер. — Значит, она попросту оказалась храбрее, чем я.

Ну что же, пока что всё говорит в пользу Шарлотты. Я уступила место Гаю.

— Миссис Купер, вы упомянули, что ваш племянник прикован к инвалидному креслу.

— Он служил в Ираке, рядом взорвалась мина под дном автомобиля. Он лишился обеих ног. Ему всего двадцать три года, он очень тяжело переживает это несчастье. — Она взглянула на Шарлотту. — Случаются трагедии, от которых оправиться невозможно. Жизнь уже никогда не вернется в привычную колею.

Я была влюблена в нее. Мне хотелось ее клонировать.

Отклонит ли Гай ее кандидатуру? С другой стороны, не исключено, что он тоже не уверен, какое влияние окажет близкий родственник-инвалид. Я же, поначалу уверенная, что матери увечных детей — это лучшие подруги для Шарлотты, постепенно изменила свое мнение. «Ошибочное рождение» — термин, которым Гай смажет всех присутствующих, как маслом, — может оскорбить их до глубины души. Мне казалось, что идеальным присяжным для Шарлотты будет человек, который инвалидам сочувствует, но лично с ними ни разу не сталкивался. Или же, как Джулиет Купер, человек, который достаточно близко с ними контактировал, чтобы понять, как нелегко им живется.

— Миссис Купер, — продолжал Гай, — отвечая на вопрос о ваших религиозных и личных чувствах касательно абортов, вы что-то написали, но потом зачеркнули. Я не могу прочесть.

— Я знаю, — откликнулась она. — Я не знала, как ответить на этот вопрос.

— Да, вопрос серьезный, — согласился Гай. — Но вы же должны понимать, что для вынесения вердикта в этом деле вы должны занять определенную позицию.

— Я понимаю.

— Вы когда-нибудь делали аборт?

— Протестую! — заверещала я. — Ваша честь, это прямое нарушение закона о переносе данных о здоровье граждан.

— Мистер Букер, — спросил судья, — что вы, черт побери, творите?

— Просто выполняю свою работу, Ваша честь. Убеждения присяжных заседателей играют чрезвычайно важную роль в этом деле.

Я прекрасно понимала, что «творил» Гай Букер: шел на сознательный риск вывести присяжную из себя, риск ничтожный по сравнению с проигрышем в суде. Вполне вероятно, что и я буду задавать столь же спорные вопросы. Оставалось лишь порадоваться, что первым начал Гай: теперь я могла сыграть «хорошего полицейского».