Хрупкая вечность

— Тепло все исправит, — подумала Эйслинн вслух с той же интонацией, что сейчас звучала в ее мыслях.

Тепло, зной, лето, солнечный свет… Тепло, зной, лето, солнечный свет… Он принесет их с собой.

Эйслинн дрожала. Мысленно она видела кусочки льда, которыми Дония пронзила ее кожу. Осколки Зимы сейчас были в ее теле. Это было уроком. Уроком и предупреждением. Это не смертельно. Однако Эйслинн сомневалась. Сидя там, посреди улицы, она спрашивала себя, не была ли нанесенная ей рана серьезнее, чем это входило в планы Донии. Тепло, зной, лето, солнечный свет… Тепло, зной, лето, солнечный свет… — словно молитву, повторяла про себя Эйслинн. Он придет. И принесет с собой зной и солнечный свет.

Тепло, зной, лето, солнечный свет… Я вовсе не так серьезно ранена. Не так… Но все было серьезно. Эйслинн казалось, что она умирает. Быть фейри означало жить вечно. Но если он не придет сейчас, вечности не будет. Тепло, зной, лето, солнечный свет… Я умру.

— Эйслинн? — услышала она, когда Кинан поднял ее.

Его кожа была затвердевшим солнечным светом, и Эйслинн сильнее прижалась к нему. Он говорил что-то и кому-то, но сейчас это не имело значения. Капельки солнечного света падали на ее лицо, словно дождь, и тут же впитывались в кожу.

— Так холодно…

Эйслинн дрожала так сильно, что наверняка бы упала, если бы Кинан не держал ее крепко в своих руках. А потом мир померк.

Проснувшись, Эйслинн обнаружила, что лежит в постели, но не дома, не в своей кровати во дворце на холме и даже не у Сета. Взглянув вверх, она увидела сплетение лоз над головой. Ей еще никогда не приходилось видеть их отсюда. Только однажды она стояла в дверях и поражалась тому, как лозы переплетаются между собой и вьются вокруг кровати Кинана.

— Что это? — спросила она, зная, что он в комнате. Ей не нужно было видеть его, чтобы знать это. Сейчас ни в каком другом месте он быть не мог.

— Эш… — начал он.

— Эти лозы. Нигде во дворце их больше нет. Только здесь…

Он подошел и сел на краю огромной кровати, которая была покрыта до смешного претенциозной красно-золотой парчой.

— Они называются «Золотая чаша». Мне они нравятся. Мне жаль, что у нас были разногласия. Прости меня.

Эйслинн не могла заставить себя посмотреть на него. Было глупо смущаться в этой ситуации, но именно так она себя сейчас чувствовала. Эйслинн прокручивала в мыслях разговор с Донией, как будто, если пережить его мысленно, что-то могло измениться. Однако сразу за этими мыслями пришел страх. Я могла умереть. Была ли это правда, Эйслинн не знала наверняка, но, истекая кровью в одиночестве на улице, именного этого она и боялась.

— И ты меня прости.

— За что? Ты не просила ничего неожиданного. — Голос Кинана был таким же теплым, как и его слезы, когда он поднимал Эйслинн с земли. — Мы разберемся со всем этим. Сейчас главное, что ты дома и в безопасности. А как только я узнаю, кто…

— Дония. Кто же еще? — Эйслинн подняла голову и посмотрела ему в глаза. — Дония напала на меня.

— Дон? — Кинан побледнел. — Нарочно?

Эйслинн пожалела, что не может выгнуть одну бровь, как это умел Сет.

— Нападение на меня вряд ли можно считать несчастным случаем, верно? Она пальцами проткнула мой живот и засунула в меня весь этот лед. Достаточно льда, чтобы я заболела. — Она попыталась сесть, но тут же почувствовала, как ранки сопротивляются этому движению. Боль не была такой острой, как в тот момент, когда Дония нанесла удар, но даже от ее отголосков на глаза Эйслинн навернулись слезы. — Определенно фейрическое исцеление сильно переоценивают.

— Все потому, что это была Дония. — Голос его был спокоен, но раскаты грома за окнами явно противоречили его видимым попыткам не выйти из себя. — Она наша противоположность. И она королева.

— И… что теперь?

Кинан снова побледнел.

— Я не хочу войны. Война не может быть первым же ответом на все вопросы.

Оказалось, Эйслинн задержала дыхание, поэтому сейчас громко выдохнула. Она тоже не хотела войны, тем более, когда ее Двор настолько слабее Зимнего. Одна мысль о том, что ее фейри испытают такую же боль, какую испытала она, приводила Эйслинн в ужас. В Фэйри и так было неспокойно из-за смены власти в трех Дворах.

— Хорошо, — согласилась она.

— Если бы это был кто угодно, кроме Донии, я бы с радостью убил его. — Кинан убрал волосы с лица Эйслинн, добавив в этот жест капельку солнечного света. — Когда я увидел тебя… Она напала на тебя, а значит, и на мой Двор.