Хрупкий лед

Саша в это не верил, слишком часто вступал в драки с этими парнями, любящими цепляться к любому, кто хоть немного отличался от остальных. А его медлительная речь часто становилась поводом для их насмешек. Они называли его немым или недоумком из-за того, что Шурик говорил короткими предложениями, часто раздумывая над тем, как правильно выговорить то, или иное слово. Не объяснять же им, что у него все нормально с умом? Просто речь давалась Сашке сложнее, чем одногодкам. Он и говорить позже начал, если верить маминым воспоминаниям. И в детстве разговаривал невнятно, за что часто получал от отца, так же как и хулиганы, считающего, что его сын — дурак.

Только мама в него и верила. Потому и ушла, в конце концов, от мужа. И занималась с Сашкой, никогда не крича на него, если он неправильно выговаривал слово, или ошибался с его формой. Она учила его не торопиться и не расстраиваться. Говорила, что подумать — никогда не стыдно. И глуп тот, кто этого не понимает.

Только благодаря маме Сашка сейчас почти ничем не отличался от своих одноклассников, пусть и разговаривал медленнее, чем они. Но всяким идиотом, типа Лехи, Шурик этого объяснять не собирался. Все равно эти парни понимали только один язык, и как только Шурик научился драться достаточно хорошо — почти не задевали его, перекинувшись на других.

Еще раз проверив все закоулки двора, прекрасно просматривающиеся с его седьмого этажа, он взял одно печенье с тарелки. Пацанов видно не было. Впрочем, Сашка все равно не верил, что те угомонились. Скорее, затаились в подъезде, поджидая, пока он выйдет. Но теперь, если мама проведет Настю — хулиганов можно было не опасаться. Взрослых пацаны остерегались и никогда не нарывались на лишние неприятности.

Приподняв крышку чайника, он проверил, не начала ли булькать вода. Та еще и не думала закипать. Засунув в рот остатки печенья, Сашка пошел проверять, как там дела у «женщин».

В конце конов — Настя — девочка, ей можно и покривиться, и поплакать. А вдруг ей понадобится «моральная поддержка»? Он готов был помочь, пусть и не совсем понимал, что это значило. Но так всегда говорила мама, когда просила Сашку ее обнять или сделать что-то приятное. Например — внепланово убрать у себя в комнате, или помочь накрыть чай. Он, конечно, надеялся, что до обниманий с Настей не дойдет. Одно дело мама, и совсем другое какая-то малознакомая, задиристая и вредная девчонка. Но во всем остальном — готов был помочь, чем сможет.

ГЛАВА 2

Настя повыше подняла чашку с чаем, словно старалась спрятаться от этих странных людей за тонким керамическим ободком. И в то же время, не могла не смотреть за тем, как именно относились эти двое друг к другу.

«Мама».

Этот мальчик, Саша, так легко произносил это слово. Даже не замечая, как выговаривает четыре простых звука.

А Насте становилось завидно. У нее никогда не было мамы. Она никогда не говорила этого определения. Разве что в книгах читала. Ее никогда не гладили так долго по голове, никто не обнимал Настю так крепко и не смотрел с такой любовью. Разве что воспитатели иногда находили время коротко потрепать ее волосы или ободрить, похвалив за хорошо выполненные уроки. Но их было мало, а детей, требующих внимания — много. Тем более что остальные воспитанники приюта были совсем маленькими, самому старшему — пять лет. Малыши требовали гораздо больше времени и внимания немногочисленных работников детского дома.

Только Настя задержалась в этом сиротском доме настолько долго. Про нее просто-напросто забыли социальные службы. Во всяком случае, так ей объясняла заведующая приюта. Когда началась вся эта кутерьма с перестройкой государств и сменой строя — ее документы банально потерялись где-то в кабинетах и коридорах попечительских организаций. И теперь, официально, Насти просто не существовало, а значит, и забрать в другой приют, для детей старшего возраста — девочку не могли. Сейчас заведующая занималась переоформлением всех бумаг. Но этот процесс и так уже растянулся на три года, и сколько продлится еще — никто ответить не мог, так как ни у кого, кроме воспитателей, вырастивших Настю, не имелось интереса до дальнейшей судьбы очередной сироты.

Не то, чтобы Настя жаловалась. Она выросла под присмотром этих людей, знала их и, в общем-то, ей нравилось здесь жить.

Детский приют «Солнышко» был единственным домом, который существовал у Насти, и ее пугал вероятный перевод куда-то еще. Но Вера Семеновна, пожилая заведующая, так долго разговаривала со своей воспитанницей, объясняла, что они не могут продолжат учить ее, поскольку не имеют преподавателей. А просто-напросто занимаются сейчас с Настей по учебникам, которые покупают за свои же деньги. А это не дело — от образования зависит ее будущее. Понимая это, Настя осознавала и необходимость перехода…, только страх от такого понимания никуда не девался.

Наверное, именно оттого, сейчас она еще острее реагировала на то, что видела.