Хрупкое сердце

И дело было не в их внешности. Ведь Генри был белокурым и худощавым, а Тревор — смуглым и хорошо сложенным, а Майк — обычным темноволосым белым мужчиной, немного крепче среднестатистического. А вот то, как они держались, было таким жутким. Их прямые спины, то, как их головы были наклонены, как они двигались и стояли, твердые губы и скупые ухмылки, образующие морщинки вокруг глаз.

Я не заметила сходства между Генри и Тревором, но теперь, когда я увидела их отца, это было невозможно пропустить. Эта мысль вызвала у меня легкую тошноту.

Майк протянул руку, чтобы пожать моему отцу руку.

— Я тоже помню вашу дочь, — сказал он, улыбнувшись мне. — Она была любима.

— И по-прежнему любима, — сказал отец почти хвастливо. — Заходите, нет причин стоять здесь, в дверях.

Этта изогнулась, чтобы ее отпустили, поэтому я поставила ее на ноги. Она тут же подбежала к моему отцу и схватила его за руку, чтобы оказаться в центре суматохи, когда старики, как их называл Тревор, вошли в гостиную. Я шагнула вперед, чтобы последовать за ними, когда легкая рука на моем бедре заставила меня замереть.

— Привет, незнакомка, — тихо сказал Тревор мне на ухо.

— Привет. — Я взглянула на него через плечо и почувствовала, как мои щеки вспыхнули от того, как он смотрел на меня. Мы были на грани флирта в наших сообщениях и телефонных разговорах, хотя я предполагала, что мы оба знали, что из этого ничего не выйдет. Но то, что он был здесь, в доме моего отца, разграничивало все, что было между нами, до уровня, который было почти невозможно игнорировать. У меня неприятности.

— Рад тебя видеть, — просто пробормотал он, сжимая мое бедро.

Потом мы пошли за родителями в комнату и рассаживались по местам. Все произошло менее чем за пять секунд, но я могла поклясться, что его мама странно смотрела на нас с того момента, как мы сели.

— Могу я угостить кого-нибудь? — спросила я, пытаясь сыграть роль хозяйки, хотя все еще чувствовала, как рука Тревора касается моего бедра.

— Я, Генвиэтта, — прервала меня Этта, слезая с колен моего отца. Он пытался удержать ее, но безуспешно. Я очень старалась не засмеяться. — Мне два.

— Тебе два? — спросила Элли, наклоняясь вперед на своем сиденье, чтобы быть ближе к росту Этты. — Вот это да.

— Я ношу трусики из бвуэ. — Этта начала оттягивать комбинезон, чтобы показать им синие трусики, о которых она говорила.

— Этта, — отругала я, пытаясь скрыть смущение, но безуспешно. — Помнишь, о чем мы говорили?

Она недоуменно посмотрела на меня.

— Мы не показываем людям свои трусики, — прошептала я.

— Что, мама?

— Мы не показываем людям свои трусики, — снова прошептала я, желая, чтобы пол раскрылся и поглотил нас обеих.

— Что, мама? — снова спросила Этта, заставив Тревора усмехнуться.

— Мы не показываем людям свои трусики, — наконец, сказала я нормальным голосом.

— О, — совершенно невозмутимо ответила Этта.

На мгновение в комнате воцарилась тишина.

— Хороший совет, — наконец, сказал Майк, кивая.

Мой отец начал хохотать, и я в ужасе хлопнула себя рукой по лицу.

— Мои белые, — сказала Элли, взглянув на меня с понимающей улыбкой, прежде чем снова взглянуть на Этту.

— Скучно, — это было почти то же самое, что сказал Тревор в день нашей встречи.

— Я бы так далеко не заходил, — пробормотал Майк о нижнем белье Элли, заставив моего отца рассмеяться еще сильнее.

— Да ладно, — проворчал Тревор.

Потом мы все рассмеялись, и лед тронулся.

 

* * *

 

— Тревор сказал, что ты ищешь работу? — спросила Элли позже в тот же день, когда помогала мне готовить обед. Они уже были у нас в доме несколько часов и не собирались уходить. Как ни странно, меня это устраивало. Элли полюбила Этту, что меня не удивило. Все утро я с любопытством наблюдала за Майком. Он казался очарованным моей маленькой королевой драмы, хотя был менее очевиден в этом, чем его жена.

— Да, — ответила я. — Мне пока не везет.

— А ты делаешь татуировки?

Я быстро взглянула на нее, но она не смотрела на меня.

— Вообще-то, — сказала я, оглядываясь на фрукты, которые нарезала, — я делаю пирсинг.

— В самом деле, — произнесла она, растягивая слова, как будто была заинтригована. — Ты что-то протыкаешь?

Ее инсинуация была ясна, и я захихикала.

— Ваш сын спросил меня о том же.

— Какой сын?

— Ну… — Я помолчала. — Вообще-то они оба.

— Я не удивлена, — сухо сказала она, заставив меня улыбнуться. — Им обоим нравится думать, что они не предубеждены, но я могу представить их содрогание.

Прежде чем я смогла подтвердить ее впечатление, она снова заговорила.

— Если я ошибаюсь, — сказала она, подняв руку, как стоп-сигнал, — не говори мне.

— Нет, — усмехнулась я. — Вы правы. Оба съежились.

— У обеих моих племянниц есть пирсинг, — сказала она, качая головой из стороны в сторону. — Я знаю, что некоторым они не нравятся, но мне всегда казалось, что они симпатичны. Хотя я бы могла обойтись без кольца, свисающего с носа Ани. Небольшой пирсинг в ноздре, я думаю, лучший вариант.

— Это кольцо перегородки, — заметила я, все еще улыбаясь. — И, если вы когда-нибудь захотите пробить свою ноздрю, я могу это сделать.