Хрущевская «оттепель» и общественные настроения в СССР в 1953-1964 гг.

— Ишь как расхрабрился! Ну и пусть. Пока китайцы чикаются со своими говенными островами, нам пора показать кузькину мать в Берлине.

И далее последовало указание ускорить подготовку пакета предложений по Германии^{1079}.

27 ноября из Москвы прозвучало требование в течение полугода ликвидировать оккупационный режим в Западном Берлине, превратив его в самостоятельную политическую единицу — вольный город.

Было очевидным, что в Кремле решили использовать берлинский рычаг по максимуму и потому действовали весьма решительно. В беседе с американским сенатором X. Хэмфри 1 декабря 1958 г. Хрущев откровенно давал понять, что хотел бы побыстрее узнать о реакции Белого дома на советские инициативы.

— Что думают президент и государственный секретарь? Где же их контрпредложения?

Говоря о своем стремлении к миру, он не удержался от некоторого бахвальства и стал уверять собеседника в том, что новые советские ракеты с ядерными боеголовками способны ударить по любому месту на планете, и спросил с лукавой улыбкой:

— А где ваш родной город, господин сенатор?

И когда Хэмфри назвал Миннеаполис, подошел к большой карте, висевшей на стене кабинета, и с той же улыбкой обвел Миннеаполис толстым синим карандашом, пояснив:

— Это чтобы не забыть дать указание не трогать этот город, когда полетят ракеты.

Реакция сенатора на этот черный юмор была в том же духе. Удостоверившись, что Хрущев постоянно живет в Москве, он сказал:

— Прошу извинить, господин председатель, но я не могу ответить вам такой же любезностью^{1080}.

С началом нового, 1959 г. стало казаться, что советское руководство оказалось как бы на перепутье: ему было неясно, что же делать дальше. В духе прорицательницы Кассандры Хрущев и Громыко продолжали предсказывать беды, которые наступят, ежели Запад не примет их требования относительно Берлина. Но каких-либо контрпредложений с противоположной стороны не было, и возникла перспектива девальвации угроз, если не подкрепить их какими-нибудь конкретными действиями. А прибегать к ним не хотелось из-за опасения вступить на зыбкую почву с непредсказуемыми последствиями^{1081}

.

Заместитель председателя Совета министров СССР А.И. Микоян с 3 по 20 января нанес неофициальный (по приглашению советского посла в Вашингтоне) визит в США. Ему было поручено передать президенту и государственному секретарю, что в Москве по-прежнему занимают жесткую позицию, но готовы вести переговоры, а объявленный ранее крайний срок на самом деле не является ультиматумом. Эта деликатная миссия оказалась ему по плечу. Был обед в посольстве, на котором присутствовали вице-президент Р. Никсон, государственный секретарь Д.Ф. Даллес и его брат, директор ЦРУ А. Даллес. Была встреча и с президентом Д. Эйзенхауэром. «Думаю, — вспоминал его советник и переводчик в этой поездке О.А. Трояновский, — что благодаря именно этим беседам берлинский вопрос начал наконец сдвигаться с мертвой точки»^{1082}.

Месяц спустя в Москву по собственной инициативе прилетел британский премьер-министр Г. Макмиллан. С ним Хрущев вел себя довольно агрессивно. А временами даже вызывающе. Но как ни странно, гость вернулся из Москвы с положительными впечатлениями, с чувством, что стал лучше понимать главу советского правительства: «Он был мне интересен потому, что больше похож на тех русских, о которых мы читали в романах, чем большинство русских технократов. Кажется, что все они сделаны в Германии — какие-то жесткие. С ними нельзя было по-настоящему беседовать. А с Хрущевым можно»^{1083}.

Вскоре после этого визита, 7 марта 1959 г. генеральный конструктор ОКБ-23 В.М. Мясищев, занимавшийся разработкой стратегических бомбардировщиков, направил в ЦК КПСС записку об отставании в производстве радиотехнической и навигационной аппаратуры от американской по объему, весу и потребляемой мощности. Так, навигационный автомат НА-1, разработанный в ОКБ-470, весит 135 кг, тогда как его американский аналог — 30 кг, автоматический радиокомпас ОКБ-528-39 кг против 8 кг, система коротковолновой дальней связи Коноплева (НИИ-695) — 205 кг против 90. Общий вес такого рода отечественной аппаратуры, без которой немыслим современный боевой самолет, составляет 600 кг, тогда как американской — только 200 кг. Она занимает в три раза больше места и потребляет в три раза больше электроэнергии^{1084}. 29 апреля эта записка была рассмотрена, но решения никакого по ней принято не было. Ее передали на рассмотрение заместителя председателя Совета министров Д.Ф. Устинова и двух министров-председателей соответствующих госкомитетов — П.В. Дементьева (по авиационной технике) и В.Д. Калмыкова (по радиоэлектронике)^{1085}.