Хрущевская «оттепель» и общественные настроения в СССР в 1953-1964 гг.

«Русский человек отходчив, — рассуждала медсестра из железнодорожной больницы в Коломне Т.Ф. Ремезова, — те из фашистов, кто конкретно участвовал в карах, были расстреляны или повешены нашими трибуналами, а отсидевших по 10 лет можно было отпустить». «Их давно надо было отправить на родину», — говорила техник Красногорского оптико-механического завода Р.И. Бакина. Считала, что «немцы уже получили свое и наказание уже понесли» воспитательница из Тулуна К.А. Шарапова. Своими глазами видела работница ЦАГИ в Жуковском, сколько там было сделано пленными немцами, особенно инженерами^{613}.

«Зачем они нам нужны?» — спрашивали учительница из подмосковного поселка им. Володарского В.Н. Вавилина и техник завода № 500 в Тушино М.С. Севастьянова. «Зачем их тут держать, кормить?» — вторили им экономист Московского радиозавода «Темп» В.И. Соболь^{614} и курсант Чкаловского авиационного летного училища В.С. Безбородов^{615}

.

Актом гуманизма посчитал этот шаг военнослужащий А.П. Брехов: «10 лет уже отбыли в плену, можно и отпустить, так как люди они пожилые. Не всех же хоронить у нас?» «Нас воспитывали в духе гуманности», — объясняла студентка из Ростова-на-Дону Г.В. Свердлова. «Немцы тоже люди», — говорила учительница О.А. Журавлева в Загорске-6. Все, что было не от войны, а от мира, удовлетворительно воспринимала студентка Московского архитектурного института К.Н. Ненарокова^{616}.

Что бы ни делало правительство во внешней политике, новосибирский строитель А. А, Чуркин был с этим согласен, воспринимая все практические шаги советской дипломатии так, как они трактовались средствами массовой информации^{617}.

А вот чрезмерной уступкой освобождение немецких генералов показалось соответственно 22 и 39% опрошенных.

«Стране-победителю не следовало так поступать», — полагал железнодорожник из Николаева В.А. Попов. «Они были не в праве этого делать!» — категорически заявляла бухгалтер фабрики им. 1-го мая в Подольском районе Т.Г. Курдина. «Люди были против освобождения генералов», — утверждал студент Московского института геодезии и картографии А.С. Косякин. «В народе было недовольство», — сообщает С.П. Воблов, тогда — шофер артиллерийской академии им. Дзержинского. «Оскорбительным для народа-победителя» посчитала этот шаг работница керамического комбината в городе Железнодорожном Е.А. Клименкова. «Немцы причинили много вреда нашему народу, — напоминала фельдшерица с Реутовской хлопкопрядильной фабрики М.Т. Широкова, — и так легко их отпускать не надо было». Не могла простить немцам смерть своего мужа во время войны Е.П. Артемьева, машинистка завода ЖСК в Казани. «Мы понять не могли, зачем этих убийц надо освобождать из плена, — говорила С.И. Алексеева из подмосковной Немчиновки. — Сколько сирот осталось! У меня в детском саду, где я работала после войны, у детей почти ни у кого отцов не было»^{618}.

Стыдно было работнице Лыткаринской городской больницы А.С. Клюничевой: «Столько горя нам немцы принесли, а этот шут извивается перед Германией!»^{619}. «Возмущались, не понимали этого шага», — признает теперь Е.Л. Алексеева из деревни Долгое Ледово в Щелковском районе^{620}

. Возмущена была заведующая складом завода Главторгмаша в Симферополе Е.Н. Петрушенко: «Все женщины на работе испытывали тоже: «А вдруг мы им генералов отдадим, а они снова нападут?»»^{621}. «Ни в коем случае нельзя их отпускать!» — полагал А.П. Козюков, прокурор в Плавском районе Тульской области^{622}. Отрицательно воспринял этот шаг бывший фронтовик военнослужащий-сверхсрочник В.В. Деев (Москва)^{623}

. Полностью не согласен был другой фронтовик, работник ФИАНа Л.А. Ипатов^{624}. Задело как фронтовика (но не очень, «время-то прошло») москвича С.А. Седых^{625}. Неправильным посчитали освобождение немецких генералов еще несколько фронтовиков^{626}.