Хрущевская «оттепель» и общественные настроения в СССР в 1953-1964 гг.

2-7 июля 1953 г. дело Берии рассматривалось на специальном пленуме ЦК КПСС. С кратким докладом о сути этого дела выступил Маленков. В нем впервые прозвучала критика Сталина, правда весьма робкая, завуалированная, безымянная. «Значительными ненормальностями» было признано то, что «у нас годами не собирался пленум ЦК» и «Политбюро перестало нормально функционировать, как высший партийный орган». Было сказано и о том, что «никакой пост, никакие прошлые заслуги не должны препятствовать очищению партии от зарвавшихся вельмож». Признавалось, что министерству внутренних дел удалось «стать над партией, подчинить государственный аппарат, стать над правительством». Но тут же, словно испугавшись сказанного, Маленков завел заезженную пластинку про «пережитки капитализма», «классовую борьбу» и «повышение революционной бдительности»^{170}.

После него слово было дано Хрущеву. Его выступление оказалось более продолжительным по времени и более существенным по содержанию. Между прочим, он сказал:

— Давайте посмотрим назад, возьмем период последних десяти лет. Какие заговоры внутри нашей страны были открыты министерствами внутренних дел и государственной безопасности? Было много липовых, дутых дел, а заговоров никаких.

— Правильно, никаких, — поддержал его Ворошилов.

— Давайте посмотрим дела 1937-1938 годов, — продолжил Хрущев. — Среди них также было много липовых дел.

— Больше половины липовых, — уточнил кто-то из президиума^{171}. Из его рассказа, между прочим, свидетельствовал главный редактор «Литературной газеты» и кандидат в члены ЦК К.М. Симонов, самым естественным образом следовало, что именно он, Хрущев, сыграл главную роль в «поимке и обезоруживании этого крупного зверя», то есть в аресте Берии. Для Симонова это было совершенно очевидным. А то, что Хрущев оказался инициатором этого дела, объяснялось тем, что «он оказался проницательнее, талантливей, энергичней и решительней, чем все остальные». А с другой стороны, делал Симонов вывод из рассказа Хрущева, получалось, что такой мастер интриги, как Берия, «недооценил Хрущева, его качеств, его глубоко природной, чисто мужицкой, цепкой хитрости, его здравого смысла, да и силы его характера»^{172}.

В прениях, естественно, говорили главным образом о Берии. Касались и сталинской темы, но осторожно, с оговорками, сводя все к тому, что слабости и недостатки покойного ловко использовал Берия. Были и такие, кто вообще отрицал наличие какого бы то ни было культа личности, полагая, что сама постановка этого вопроса явилась следствием проделок Берии. А бывший член Политбюро А.А. Андреев усмотрел тут и интриги «против преемника товарища Сталина — товарища Маленкова». Тот вынужден был вмешаться, прервать его репликой:

— Все мы преемники, одного преемника у товарища Сталина нет. Оратор же стоял на своем:

— Вы являетесь председателем Совета Министров, а этот пост занимал товарищ Сталин.

Бурные аплодисменты, сопровождавшие эти слова, говорили о многом. Но президиумом такой энтузиазм поддержан не был. Нравилось или нет Маленкову звание «преемника», неясно, однако в своем заключительном слове он посчитал необходимым вернуться к вопросу о культе личности: «Культ личности товарища Сталина в повседневной практике руководства принял болезненные формы», что привело к таким ошибкам, как пагубная налоговая политика в деревне, бредовая идея продуктообмена, выдвинутая в последней работе «Экономические проблемы социализма в СССР», затея со строительством Туркменского канала^{173}. Для многих сидящих в зале это был холодный душ, для кого-то — потрясение основ и, может быть, совсем для немногих — первый глоток долгожданной правды. Посчитал себя обязанным Маленков и ответить на затронутый Андреевым вопрос о преемнике Сталина, категорически заявив:

— Никто один не смеет, не может, не должен и не хочет претендовать на роль преемника. Преемником великого Сталина является крепко сплоченный, монолитный коллектив руководителей партии… Такой коллектив, сплоченный на принципиальной основе великого учения Маркса — Энгельса — Ленина — Сталина у нас есть. Партия его знает. Он и является преемником товарища Сталина^{174}.

Материалы пленума были опубликованы едва ли не через сорок лет. Современники же узнали о новом строении верховной власти из передовой статьи «Несокрушимое единство партии, правительства, советского народа» того номера газеты «Правда» от 10 июля 1953 г., в котором стране сообщалось об аресте Берии и только что состоявшемся пленуме ЦК КПС. В этой передовой разъяснялось, что «коллективность — высший принцип руководства в нашей партии», который «полностью отвечает известным положениям Маркса о вреде и недопустимости культа личности»^{175}. Таким образом новые руководители публично объявили, что они отказываются от передачи исключительных полномочий почившего вождя одному лицу, пообещав, что будут править сообща.