Хрусталь

– В этом и суть! Ты мастурбируешь, как подросток, много куришь, пьешь кофе без передышки. Ты лишил себя всех радостей жизни, Райан! Вспомни свой первый раз в постели с женщиной! Уверен, ты так возбудился в тот день, что не выдержал напора и тут же выстрелил! А сигареты? Когда в последний раз сигарета обжигала слизистую твоего рта? Я уверен, Райан, что ты уже и не чувствуешь вкуса сигарет. Поэтому ты и пуст! Потому что не чувствуешь радости насыщения. Лиши себя этого на какое-то время и затем испробуй снова, как в первый раз…

– Я уже совсем тебя не понимаю…

– И я тебя тоже! Но не в этом соль! Знаешь, что самое интересное в нашем с тобой разговоре?

Стрелки настенных часов все тикали и тикали. Два через один. Два отчетливых – один зажеванный. Два отчетливых – один зажеванный.

– Ну, и что же?

– А то, что я вижу перед собой разочаровавшегося в себе гения, который уже и не знает, куда податься. Который сидит и говорит мне: «Я чувствую настолько много, что не чувствую ничего». Именно так рождаются шедевры! Именно с этого должна начинаться история великих открытий! Ван Гог всю жизнь пытался выразить свои чувства, а по итогу выстрелил себе в грудь! Сейчас его имя знает каждый, кто ни грамма ни сведущ в искусстве! Так вот, ты – второй Ван Гог! Но не смей повторять его историю! Райан, ты – великий человек. Если однажды ты покончишь жизнь самоубийством, то, ставлю все свое имущество, стрелки этих проклятых часов остановятся навсегда! Но дай мне слово, Райан, что этого никогда не случится.

– Даю тебе слово, Рэй…

– Вот и отлично, друг мой! Уверен, это не закат твоей карьеры! Тебя ждет великое будущее, и наш с тобой диалог – всего лишь его начало… – он откинулся в кресле, тяжко выдохнул, почавкал и наконец спросил: – Налить тебе бренди, Райан?

– Я бы с удовольствием, но не сегодня. Мне нужно собраться с мыслями…

– Что, как не бренди, позволит тебе лучше собраться с мыслями?

В свои двадцать восемь лет я стал звездой. В свои двадцать восемь лет я стал одним из самых издаваемых авторов страны. В свои двадцать восемь лет я перестал что-либо чувствовать.

– Не знаю, Рэй, я уже вообще ни хрена не знаю…

2. Диалоги с самим собой

Что почувствовал Джон Уолш, погрузившись на дно Марианской впадины? Какие мысли пронеслись в голове Юрия Гагарина, когда он вышел на орбиту нашей планеты? Если когда-нибудь появится человек, способный познать тайны мироздания и соотношения эмпирического с рациональным, он никогда не сможет этого объяснить. Глубина этих явлений много больше глубины человеческих чувств.

«Ты чувствуешь настолько много, что не чувствуешь ничего» – именно так Рэй Рэймонд резюмировал мои слова, но упустим формальности и перейдем к главному – меня зовут Райан Биллингтон, и я – писатель. Девять лет назад я впервые заметил морщинки в уголках глаз матери и понял, что время выскальзывает прямо у меня из-под ног. Тогда мне впервые за всю мою незначительную жизнь стало страшно. Однажды меня не станет, а я так и не попробовал лобстера и не подарил своей матери дом. Мне было девятнадцать лет, когда я начал делать единственное, что умею. Я начал писать.

Тщательно полируя текст эпитетом, я окантовывал слог наречием, и спустя пару месяцев уже находился в глубокой депрессии. Правда в том, что любой читающий человек однажды задумывается над тем, чтобы написать книгу. Это вовсе не позыв таланта, скрытого ширмой мечтательности. Это идея. И как любой идее, ей совсем не обязательно быть блестящей.

Спустя четырнадцать первых отказов я уставился в потолок и дал себе обещание никогда больше не касаться клавиатуры. Я повесил руки, тяжко выдохнул и услышал голос человека, существующего только в моей голове. У него не было лица, не было имени, но у него был голос, которым он со мной разговаривал. Тогда я открыл ноутбук и записал его монолог. Я ничего не придумывал, ничего не менял; я просто взял и написал все то, о чем говорил мне этот самый голос. Его слова были бессмысленными, но явно вырванными из контекста, однако я продолжал записывать, и вскоре услышал другой, тоже несуществующий, но вполне реальный голос. Был ли это приступ отчаяния или на какой-то период времени я действительно их услышал? Вопрос риторический, но кое-что из этого получилось…

Тогда я снова решил написать роман, и на следующий день опять решил отказаться от этой идеи. Так было всегда, даже когда мои романы уже публиковали в издательстве. Я воодушевленно настукивал страницы текста утром, но под вечер перечитывал дерьмо и обещал себе к этому не притрагиваться.

– Вот напишу и все… – говорил я своему отцу, который хоть и относился с уважением к моему творчеству, но не видел в нем ничего серьезного.

– Ты говоришь так уже пятый месяц подряд и что из этого вышло? Либо ты все никак не можешь ничего написать, либо каждый день врешь самому себе. Что из этого?

– И то, и другое.

– И как мне тебя понимать?

– Я вру самому себе, что смогу что-нибудь написать. Как то-вот так.

– Смысла в твоих словах ровно столько же, сколько свежего воздуха в твоей комнате. Совершенно ноль.

– Не преувеличивай…