— Ты всегда был милостив к грешникам и, если мой единственный грех заключается в том, что я сбежала с Льюисом, прости меня. Я не поминаю Твое имя всуе, — говорила Лена, — не краду, не лгу — если не считать того, что говорю людям, будто мы с Льюисом муж и жена. Не злословлю. Не богохульствую. Не пропускаю мессу…
Конечно, она не знает, как отнесется к ее просьбе Господь. Впрочем, этого не знают и те, кто не живет в смертном грехе. Его ответы следует читать в собственной душе.
Затем Лена подошла к киоску, купила газету, в которой рассказывалось о доме, и прочитала, что ее тело нашли в озере. Что коронер вынес вердикт: смерть в результате несчастного случая. Что на ее отпевании в приходской церкви Лох-Гласса присутствовало много народа. Сквозь слезы она видела, что главными скорбящими были муж покойной, лох-гласский аптекарь Мартин Макмагон, ее дочь Мэри Кэтрин и ее сын Эммет Джон. Их мать была похоронена на церковном кладбище.
И тут она поняла: такова Его воля. Наверное, Он услышал ее молитвы. Ничего решать больше не нужно.
И возвращаться домой тоже.
Глава четвертая
Лилиан Келли снова оседлала своего любимого конька:
— Я хочу, чтобы ты поговорил с Мартином. Пусть он приводит всех своих к нам на рождественский обед.
— Я предлагал…
— Всего лишь предлагал? Скажи ему, что это необходимо. А если он переживает из-за их кухарки, то пусть приводит и ее тоже. Она поможет Лиззи на кухне — та будет только рада. Нельзя им вечно сидеть дома, глядя друг на друга. Что случилось, то случилось.
— Лилиан, не надо ничего драматизировать, — сказал Питер Келли, как обычно читавший медицинский журнал и не обращавший на жену никакого внимания.
Лилиан обратилась к Море, которая приехала к ним на рождественские каникулы:
— Мора, скажи ему!
— Рано или поздно им придется к этому привыкнуть, — ответила Мора. — Это лучше, чем бежать от действительности.
Удивленный Питер поднял глаза:
— Именно так и сказал мне Мартин.
— Ну вот видишь! — воскликнула довольная Мора.
Дэн О’Брайен спросил Милдред, не хочет ли она пригласить Макмагонов на рождественский обед.
— Не стоит им надоедать.
— Почему надоедать? Это знак дружбы.
Дэну не улыбалось провести еще один праздник с молчаливыми женой и сыном. Может быть, присутствие Макмагонов заставит их раскрыть рот.
— Знаешь, я думаю, что они предпочтут обедать у себя, чтобы все выглядело как обычно, — предположил Филип.
Мальчик был бы рад, если бы за их столом сидела Кит, а он ухаживал за ней. Но, увы, рассчитывать на это не приходилось.
— Ну и ладно, — сказала Милдред О’Брайен.
Она никогда не любила эту кривляку Элен Макмагон. Кроме того, многие считали, что в ее смерти было что-то подозрительное, возможно, что она покончила с собой.
Миссис Хэнли крупно повздорила с Дейдрой.
— Где ты собираешься провести Рождество? — спросила она.
— Немного прогуляюсь. Навещу могилы…
— Какие еще могилы?
— Так поступают на Рождество. Приходят на кладбище и молятся за усопших, которые дороги.
— В данный момент у тебя нет никаких усопших. Смотри, как бы сама не отправилась на тот свет. Ты непременно кончишь этим, если не будешь осторожна.
— Какая ты бесчувственная!
— А ты за кого собираешься молиться в Рождество? Назови хотя бы одного человека.
— Ну, я могу помолиться за отца Стиви Салливана.
— Он похоронен не там, а в сумасшедшем доме, в тридцати милях отсюда! — ликующим тоном возразила миссис Хэнли.
— Ну, за мать Кит Макмагон.
— Тоже мне покойница! Брось, Дейдра. Ты просто хочешь встретиться с каким-то бездельником. Когда я выясню, с кем именно, у тебя будут большие неприятности. Можешь не сомневаться.
— Где ты видела в нашем городке бездельников? — со вздохом спросила Дейдра.
— Ты найдешь. Помни, дочь, я не спускаю с тебя глаз. Это сын Дэна О’Брайена?
— Филип О’Брайен! — В голосе Дейдры прозвучали ужас и искреннее отвращение. — Да он же ребенок Настоящий младенец.
Миссис Хэнли поняла, что искать подозреваемого нужно в другом месте.
Сестра Мадлен отказывалась от приглашений, но говорили, что ее праздничный стол будет самым богатым в Лох-Глассе. Люди тактично выясняли, что ей собираются принести остальные, поэтому блюда не повторялись.
Рита сказала, что принесет ей свежеиспеченный хлеб.
— По крайней мере, я знаю, что хлеб вы съедите сами. Потому что сливовый пудинг достанется цыганам, а индейка — лисенку или тому, кто появился у вас недавно.
— Хромая гусыня, — ответила сестра Мадлен. — С моей стороны было бы крайне невежливо кормить ее индейкой. Но ты права, хлеб я люблю.
— Четверг в нашем доме будет трудный, — заметила Рита.
— Не труднее всех остальных дней. — Как ни странно, сестра Мадлен не проявила ни капли сочувствия.
— Но по сравнению с предыдущими праздниками…
— Хорошо, что ее похоронили. Это приносит людям какое-то подобие успокоения.
— Сестра Мадлен, а вы когда-нибудь думаете о том, где найдете последнее пристанище?
— Нет, никогда. Но ведь я чудачка. Белая ворона. Сама знаешь.
— Как по-вашему, что я должна сделать?
— Не торопи события. Чему суждено быть, то и случится.
— Я хочу, чтобы они наконец заговорили о ней.