Хрустальный грот. Полые холмы

— Он просит тебя присутствовать на празднестве в честь его коронации. Он прислал тебе эскорт, господин. Люди в городе, их лошади отдыхают.

— Ты сказал «просит»?

— Я должен был сказать «велит», мой господин. Мне было приказано возвратиться с тобой немедля.

— В этом заключается послание?

— Больше он ничего не передавал, господин. Лишь то, что ты должен без промедленья выехать в Лондон.

— Тогда, конечно, я поеду. Как насчет завтрашнего утра, когда ваши лошади отдохнут?

— Сегодня, господин. Сейчас же.

Было жаль, что высокомерный приказ Утера прозвучал в устах юноши как извиненье. Я внимательно всмотрелся в лицо гонца.

— Ты приехал прямо ко мне?

— Да, господин.

— Не передохнув?

— Да.

— Сколько дней ты был в пути?

— Четыре дня, господин. Это свежая лошадь. Я готов отправиться обратно сегодня.

Тут лошадь опять дернула головой, и я заметил, что он снова поморщился.

— Ты ранен?

— Ничего серьезного. Я вчера упал и повредил запястье. Но это правая рука, не та, в которой я держу повод.

— Но этой рукой ты держишь клинок. Спускайся в пещеру и повтори все сказанное тобой моему слуге, скажи ему также, чтобы он напоил и накормил тебя. Вернувшись, я займусь твоей рукой.

Он заколебался:

— Господин, король срочно требует тебя к себе. Это не просто приглашение посмотреть на коронацию.

— Вам придется обождать, пока мой слуга соберет вещи и оседлает наших лошадей. А также пока я сам поем и напьюсь. Руку я смогу тебе вправить за несколько минут. А тем временем ты расскажешь мне, чего нового в Лондоне, а также поведаешь, почему король так спешно требует меня на праздник. Спускайся, я скоро приду.

— Но, господин…

— К тому времени, когда Кадал приготовит нам поесть, я присоединюсь к вам. Спешить более этого даже король не в силах меня заставить: я не отпущу тебя в дорогу на голодный желудок и сам не поеду. А теперь иди.

Он с сомнением взглянул на меня и ушел, скользя по мокрому травянистому склону и таща за собой упиравшуюся лошадь. Спасаясь от ветра, я запахнулся плотнее в плащ и, обойдя сосновую рощу, скрылся от взора тех, кто мог бы наблюдать за мной с лужайки у входа в пещеру.

Я стоял на краю скалистого отрога, где ветры свободно уносились в долину, стремясь сорвать и утянуть за собой и мой плащ. За спиной у меня гудели сосны, а внизу, возле Галапасовой пещеры, трещали на ветру голые ветви терновника. Крик ранней ржанки разорвал серый воздух. Я поднял лицо к небу и подумал об Утере и Лондоне и о только что полученном приказе. Но вокруг не было ничего, кроме неба, сосен и ветра в терновнике. Я обратил свой взор в другую сторону — к Маридунуму.

С такой высоты город был виден как на ладони, но на расстоянии он казался совсем крошечным, почти игрушечным. Мартовский ветер мял тускло-зеленую долину. Под серым небом извивалась серая лента реки. По мосту над ней ползла повозка. Над крепостью реяла яркая цветная точка знамени. Вниз по реке спешила лодка под наполненными ветром коричневыми парусами. Еще по-зимнему сизые холмы охватывали долину, словно ладони, держащие стеклянный шар…

Ветер хлестнул мне по глазам водой, и пейзаж расплылся. Хрустальный шар холодил мне ладони. Я заглянул в него. Крохотный и совершенный в своих деталях, раскинулся в сердце кристалла городок: были здесь и мост, и знамя, и быстрая река, и стремительно несущееся к морю суденышко. Поднимаясь вверх по изогнутым стенкам хрустальной сферы, окружили город поля. Поднялись — пока поля, небо, река, облака не покрыли город и его беспокойных жителей, подобно тому как листья и чашелистики покрывают готовый распуститься в цветок бутон. Казалось, всю округу, весь Уэльс, всю Британию я смогу уместить, сохранить в сложенных лодочкой ладонях, словно драгоценность, застывшую в янтаре. Глядя на заключенную в хрустальный шар страну, я понял, что именно для этого и был я рожден на свет. Время настало, и пора принять это на веру…

Хрустальная сфера растаяла в моих ладонях, превратившись в пучок собранных мной растений, холодных от дождя. Разжав руки, я дал им упасть и тыльной стороной ладони смахнул воду с глаз. Пейзаж внизу переменился: повозка и суденышко исчезли, город затих.

Спустившись в пещеру, я застал Кадала за возней с горшками, в которых он обычно готовил нам пищу, а молодого человека — за оседлываньем наших лошадей.

— Оставь их, — сказал я ему. — Кадал, у нас есть горячая вода?

— Полно. Вот так неожиданное повеленье короля. Выходит, в Лондон едем? — Кадал казался довольным, и я не мог его за это винить. — Что ж, мы заслужили перемену обстановки, если хочешь знать мое мненье. Как по-твоему, в чем дело? Он, — кивок в сторону молодого гонца, — по-видимому, мало что знает или не хочет говорить. Судя по всему, какие-то неприятности.

— Возможно. Скоро узнаем. Вот, просуши его. — Я подал ему мой плащ, сел у огня и подозвал юношу. — А теперь покажи мне руку.