Хрустальный шар (сборник)

– Как это – наш?

– Наш агент; как раз сегодня пришло от него сообщение; нужно его как-то предупредить.

– Эй-эй, вы с ума сошли? Хотите предупредить японцев?

– Не японцев. – Я встал, потому что уже попросту не мог дальше разговаривать с этим самодовольным счастливцем. – Когда это должно произойти?

– Завтра, в районе полудня, но нужно прийти до одиннадцати; адрес там указан.

– А мой полковник знает об этом? Он там будет?

– Да. Вы ведь не единожды видели меня у него. – Он многозначительно подмигнул мне.

Я выбежал из комнаты. Автобус ехал слишком медленно, я выскочил из него и взял такси. Я был словно в трансе – душевно страшно возбужденный, внешне совершенно спокойный. Полковника в бюро уже не было; хорошо, что я задержал такси.

Я поехал к нему в Лейтон. Уже издалека я увидел его голову над живой изгородью – большими ножницами он подрезал ветки, и те сыпались на песок.

Я заплатил таксисту и пошел по гравийной дорожке.

– Добрый вечер, господин полковник, – начал я. – Я был в бюро, но мне сказали, что вы уже ушли.

– Как видите, перестраиваюсь на мирную службу.

Его голова показалась мне удивительно светлой и чуждой на фоне заросших зеленью стен виллы. У него были гладкие волосы, словно отлитые из металла пепельного цвета, в которых посверкивали нити цвета старого серебра.

– Господин полковник…

– Прошу вас, проходите. – Он проводил меня в открытые стеклянные двери веранды, над которой шлейфом нависали листья.

Мы уселись в пахучей тени.

– Господин полковник, Грэм, который живет у меня… вы ведь знаете об этом, правда? Так вот, он наконец выдал свою великую тайну. Вы, наверное, уже знали об этом раньше. Они собираются бросить атомную бомбу на Хиросиму, а там наш человек, вы его знаете, Сато Уиттен – UTU.

– Да, я знаю об этом. – Полковник угостил меня сигаретой, поднес огонек.

– Так вот… господин полковник, я уже все сказал. Нужно что-то сделать. Я понимаю, что отменить бомбардировку невозможно, потому что один человек в такой ситуации ничего не значит, но это моя обязанность.

– Вы наверняка ориентируетесь в деле так же хорошо, как я. У нас в запасе неполных сорок часов, не так ли?

– Да, действительно, я попытался разработать план, но тут возникают большие трудности. У него нет радиостанции – точнее, у него нет ее при себе, – и использует он ее редко, чтобы не засветиться. А предупредить его можно, видимо, лишь по радио.

– Существует какая-то односторонняя связь, мне кажется, на определенной волне?

– Да, Старроу сказал мне, что два раза в месяц, причем дни меняются по календарному ключу, и ближайшая передача выпадает на утро шестого августа…

– Так-так, извините, я отлучусь на минутку.

Полковник ушел в дом. Я долгую минуту сидел в одиночестве, наблюдая за тем, как растет валик пепла на сигарете. Наконец выбросил окурок за балюстраду, когда раздались шаги.

– Боюсь, мы не сможем дать радиограмму, – сказал он, садясь.

Он снова подвинул мне сигаретницу.

– Вообще нельзя посылать никакие радиограммы в Японию, до того момента…

– Ах, даже так…

– Да.

– Конечно, и речи не может быть о том, чтобы отправить туда человека, я имею в виду парашютиста?

– Официального запрета нет, но вы сами, наверное, понимаете…

– Значит, и командировка?..

– Да, вы же понимаете.

Наступило долгое молчание.

– Это вы нашли… Уиттена?

– Да. И… вчера был у его отца.

Полковник отодвинулся в глубь плетеного кресла.

– Грэм дал вам пропуск на шестое?

– Да.

Он снова замолчал на минуту.

– Вы знаете, выполняя нашу работу, мы часто, казалось бы, поступали в соответствии с собственными убеждениями. Вам повезло больше, чем мне, и вам не требовалось принимать немедленных решений, в результате которых приходилось жертвовать некоторым количеством людей… для проведения необходимого тактического начинания. Если вы поразмышляете, то придете к выводу, что существуют жесткие законы, которые обязывают нас выполнять их. Каждое действие множества людей, особенно во время войны, создает что-то, что я назвал бы большой, медленно двигающейся машиной. Когда же она разгонится, отдельные личности не смогут задержать ее, а иногда, как бы странно это ни звучало, вообще никто не сможет этого сделать. Я скажу вам, что думаю о Хиросиме. Это часть американского плана. Но не тактического плана, плана войны с Японией, потому что – хоть атомная бомба, несомненно, ускорит конец этой борьбы – речь здесь идет не об этом. Это не только атака на японский город, но эксперимент, который является частью уже начинающегося развития послевоенной стратегии. Это должно стать угрозой для других – отсюда двойная необходимость проведения этого удара для Америки. Мы же являемся только наблюдателями. Это во-первых. А во-вторых, речь идет об уничтожении большого города. Вы наверняка можете лучше представить себе это – ведь вы видели действие такого оружия в Штатах. Будет снесен город с населением в четверть миллиона. Думаю, что еще одна несправедливая смерть ничего не добавит к этой катастрофе.