Хуан-Тигр

Хуан-Тигр был высоким и очень худым; проводя все дни напролет на улице, за своим прилавком, он почти и не спал. Просыпаясь с зарей, он уходил за город, в поле – собирать лекарственные травы. Возвратившись к семи утра, он открывал свой ларек, откуда уже не отлучался до семи вечера. Потом он шел домой, где, запершись, готовил настои и пилюли. В полдень, когда колокол соседней церкви святого Исидора[7]

звонил «Ангела вопияше», к палатке Хуана-Тигра приходила старуха-служанка по кличке Карга – с виду вылитая ведьма, да вдобавок еще и кривая. Она приносила своему хозяину обливной глиняный горшок с дымящейся похлебкой. Хуан-Тигр усаживался, ставил посудину на колени и принимался за еду, неторопливо черпая суп самшитовой ложкой. В девять вечера он, не садясь за стол, обычно слегка перекусывал, а напоследок, послушав племянника, который читал для него по диагонали мадридскую газету, отправлялся в лавочку одной знакомой дамы поиграть в карты – часа на два, не больше.

Хуан-Тигр был на все руки мастер и знал обо всем на свете, и поэтому к его прилавку стекался самый разношерстный и неожиданный люд: студенты, чтобы заложить свои учебники в начале года и выкупить их накануне сессии; дамы в интересном положении в поиске кормилиц; служанки – с просьбой написать письмецо отсутствующему кавалеру; кислые старые девы – ненасытные чтицы бульварных романов; страдающие ревматизмом тучные священники – попробовать, не поможет ли им гомеопатия; инкассаторы из банка – за иностранными векселями, которые им сбывал Хуан-Тигр; хитрые, себе на уме, крестьяне – за разного рода советами, как медицинскими, так и юридическими (благо они постоянно друг с другом судились); и, наконец, его постоянные клиенты – продавцы и покупатели зернобобовых. Хуана-Тигра считали богачом и скрягой, хоть и одобряли его великодушное намерение вывести в люди бедного племянника. Лет двадцать тому назад, не меньше, Хуан-Тигр впервые поставил на этой площади свой ларек, и с тех пор его честность и чистота его жизни вошли в поговорку. И тем не менее он вызывал у горожан непреодолимое недоверие, которого никто и не скрывал. Может быть, причиной такого отношения было таинственное происхождение Хуана-Тигра; а может, его угрюмый и замкнутый характер, из-за которого Хуана и прозвали Тигром. Настоящая его фамилия была Герра Мадригаль – «война» и «мадригал», совершенно несовместимые, что и говорить, понятия, мирное соседство которых удивляло не меньше, чем согласие между собакой и кошкой. Некоторые друзья, сколь малочисленные, столь и преданные, раструбили по всему свету, что, несмотря на прозвище, на самом деле Хуан-Тигр – овца-овцой. Правда, на него иногда ни с того ни с сего находили приступы ярости, хотя с годами они и случались все реже и были уже не такими сильными. Несмотря на известное всем прозвище, люди, обращаясь к нему, нередко называли его «доном Хуаном» – из вежливости и уважения к его возрасту, уже, надо сказать, немалому. Однако никогда и никому не удалось уличить его в донжуанстве: даже ни разу ни на одну женщину не взглянул он страстно или двусмысленно. И тем не менее несмотря на свои сорок пять лет и свой устрашающий и мрачный вид (а может статься, и наоборот, благодаря ему) во многих женщинах он возбуждал неиссякающее любопытство, в котором были и симпатия, и влечение, ведь женщинам свойственна тяга к необычному, ужасному или таинственному.

Мало-помалу Хуан-Тигр настолько привык к этому прозвищу, что наконец принял его как свое собственное имя. Можно предположить, что ему даже льстило сравнение не с кем-то, а с самим тигром! Это было верным признаком того, что не очень-то Хуан-Тигр был и уверен в собственной свирепости.