Телефон перестал звонить; я прислонилась к зеркалам и тупо уставилась на экран.
Я не могла ему перезвонить.
Не могла поговорить с Джастином.
Не могла обратиться к своим старым танцорам.
Не могла пойти домой и зализать свои раны.
Я могла лишь сидеть там и позволять своему разуму танцевать быстрее, чем когда-либо могло мое тело.
Я пробыла там до глубокой темноты.
Пока уборщицы не выкатили свои скрипучие ведра для швабр, не смыли пролитый пот и не прибрали помещения для завтрашних репетиций.
Час назад или около того мой желудок перестал жаловаться на голод, недовольный тем, что я игнорирую его требования. Сердце перестало горевать о моих растерянных талантах. Разум был измучен погоней за мыслями и теориями о Гиле.
Мой телефон почти разрядился от многочисленных поисков в Интернете и дополнительных запросах об убитых разрисованных девушках.
Я злоупотребила гостеприимством, и как бы мне ни хотелось остаться незамеченной, мои возможности резко сократились до одной.
Независимо от участия Гила, с ним я была в большей безопасности, чем с кем-либо другим.
Мне нужно было поспать, принять душ, поесть.
Мне нужны были ответы, чтобы я могла поцеловать и попрощаться с Гилом, если выяснится, что он не тот человек, или встать на его сторону, если все это окажется ужасным совпадением.
В любом случае, сегодня вечером я получу ответы.
Мастер обмана достаточно водил меня за нос.
Пришло время узнать правду.
Даже если это погубит… все.
Мой телефон снова зазвонил.
Но это оказался не очередной звонок от Гила, на экране высветилось имя Джастина и его сообщение.
Джастин Миллер:
Прежде чем я успела закрыть сообщение, он прислал еще одно.
Джастин Миллер:
Я вздохнула. Как и в старших классах, я металась между двумя парнями. Один был образцом хорошего поведения, предупредительных манер и добрых поступков. Другой — сводом предупреждений о неблагополучных семьях, беспросветной бедности и грязных секретах.
Я влюбилась не в того.
Я выбрала свой путь.
У меня больше не было выбора.
У меня никогда
Нажав ответить, я напечатала:
Олин Мосс:
Заблокировав телефон, я закинула сумку на плечо, бросила последний взгляд на студию, пережившую смерть моей мечты, и выскользнула в ночь.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Олин
Склад, похоже, был не рад меня видеть.
Громоздкий кирпич и граффити не предвещали ничего хорошего.
Но, по крайней мере, когда я выключила хэтчбек Гила и открыла дверь, на подъездной дорожке не притаилось никакого черного фургона, и меня не попытались украсть никакие мерзкие похитители.
Я была угонщицей. Даже если бы я не захотела встречаться с Гилом, в какой-то момент мне все равно пришлось бы вернуть его машину.
Порыв пронизывающего ветра пронесся по длинной аллее складов.
Я задрожала от холода.
Обхватив себя руками, я изо всех сил старалась унять дрожь. У меня все еще болела спина после глупой попытки совершить грандиозный прыжок в воздухе, а на коленях остались синяки от того, что я на них приземлилась.
На моем телефоне было еще семь пропущенных звонков, и я приготовилась к реакции Гила, когда он, наконец, найдет меня на пороге своего дома.
Я выпрямила спину.
Я сделала глубокий вдох.
Мой взгляд упал на пешеходный проход. Дверь оставалась закрытой, но в щель между внутренним и внешним пространством скользнуло что-то белое.
Подойдя к граффити, я зашипела от своих новых синяков и наклонилась, чтобы забрать большой конверт.
Я нахмурилась, разглаживая пустой бланк без указанного на нем адреса.
Возможно, у Гила не было почтового ящика? Может, почтальон всегда доставлял корреспонденцию таким образом?