Худший в мире актёр – 2

Иосиф провёл ногтями по наждаку своей щетины в раздумьях: временно ли Джек стал таким решительным или это твёрдо в нём закрепилось? Море хлынуло на лицо старика – это от неаккуратного движения пиво брызнуло ему на висок, над которым заживал шов от раны.

– Об этом не думай. Это моя забота, – Иосиф перешёл к делу. – Ну что ж, тогда начнём сейчас. То есть, продолжим.

2

Он ушёл в соседнюю комнату, в темноту. Джек туда почти не заходил. Там в углу лежали деревянные колодки. В них три отверстия: два небольших – для рук, и одно пошире – для шеи. Колодки были старые, занозистые и сырые. От этого они становились ещё тяжелее, точно каменные. Состояли они из двух длинных половин, соединённых, как крокодилья пасть. Смирительные доски с отверстиями-воротником и манжетами.

– И куда теперь? – поинтересовался Джек.

– Пока никуда, абсолютно.

– «Никуда» невозможно в абсолюте – Джек применил старый приём Иосифа.

Тот лишь поднял кандалы и сказал:

– Я уговаривать не буду. Если наденешь это на себя, тогда через две недели будешь богат. Я тебе этого не докажу сейчас, просто верь мне на слово. Хотя, можешь верить, а можешь – нет.

Иосиф понимал, что после пройденной половины Джеку было бы досадно отказаться от оставшихся двух недель обучения.

Как невеста у алтаря трепетно наблюдает за скользящим по её пальцу кольцом, когда его надевает жених, так и Джек с холодными мурашками на коже и эпохальным волнением гордо позволил заключить себя в колодки. Баланс грехов и наказаний должен быть уравновешен. Но лишь наказание порождает безумие, а безумие, в свою очередь, только взращивает легионы грехов. Что-то подобное Джек вспомнил из прочитанных им книг.

Старик выводил Джека из подвала по тому же маршруту, как и в тот день, когда они спускались сюда. Идти по этим прохладным местам было неприятно, будто бродишь по склепу. Куда ведёт Иосиф – было известно только ему. Но Джек знал, что, в конечном итоге, он движется к бесконечно прекрасному будущему.

Иосиф и Джек поднялись из подземных этажей к нулевому, где потолком для них был театральный пол. Над головой светилась решётка из параллельных щелей. То было деревянное полотно сцены. Иосиф открыл квадратный люк, и в отверстие полился свет. Они поднялись прямо на освещённую сцену. Люк был широким, и Джек смог легко пролезть в своих кандалах, слегка наклоном. Как будто ему каноэ надели на голову. Над сценой в зените горел дежурный свет. И роты красных кресел партера уходили рябью в тенистую даль. В коридоре они поднялись по лестнице на несколько этажей, до самого верха, и на выходе перешагнули через порог. Там они вышли на крышу театра. Было ещё светло, но начинало вечереть. Темнеющая лазурь зарождающегося вечера раздувала на крыше кучку мелких голубиных перьев бело-пепельного окраса; они синели под тающей луной и небом цвета синей карамели. Золото луны и синева неба боролись за право освещать Джека и Иосифа. Перед ними, на самом краю угловатой вершины уже триста лет стоял белый Аполлон. И сколько бы света и цветов он ни отразил, он всегда оставался белым.

– Красиво. Мы для чего сюда пришли? – уточнил Джек.

– Ради красоты. Для чего ещё жить. Но чтобы её увидеть сполна, надо прозреть.

– А вы прозрели?

– Когда понял, что могу смотреть не только из своих глаз, но и откуда угодно – вот тогда я прозрел.

Не похоже, что он прозрел.

Понимать сказанные слова – делать пудинг из мозга. Достаточно было ощутить дзен этой фразы.

– Здесь всегда так красиво, – расчувствовался Иосиф. – Когда видишь всю эту красоту, понимаешь, что лучший мир, звенящий счастьем и разумностью, возродится. И в этот раз – на века. Здесь, пожалуй, открывается самый живописный вид в городе. Снизу не так хорошо видны краски крыш, и поэтому не такой баланс цветов, что ли. А отсюда – просто идеально. И какая геометрия линий!

Джек не сильно разбирался в этом, но его впечатляло. Иосиф продолжил:

– Знаешь, в чём духовный идиотизм? В том, что использованные вещи не рассоздаются снова на безвредные частицы, из которых они были сделаны. Вместо этого вещи выбрасываются целиком. Люди умеют создавать, но не умеют рассоздавать. И как ни обходи потом брошенную вещь, но забытый на дне корабль своей мачтой может однажды поцарапать чьё-то днище. Так и с невидимыми, нематериальными вещами – со страданиями: если они есть, значит надо их рассмотреть и рассоздать. Убегать от них бессмысленно, догонят. У молекулы вещества есть формула. А у страданий есть забытые решения. И надо внимательно заглянуть туда лупой, а не избегать. Чтобы почистить трубу – придётся надышаться сажей.

– Впервые мне не хотелось закрыть вам рот. Тогда пойдёмте рассоздавать страдания через страдания.

– Ну, можно и так выразиться, но это не совсем точно. Страдать – не цель. Цель – рассоздать страдания.

– Хотите сказать, что надо быть закованным в эту чёртову доску, и тогда достигнешь просветления?