Хуевая книга

Вот он падает, падает, а потом его надо краном убирать и взвешивать. Но хуй не в этом. Искусство это не "что", искусство это "как". Хуйня крылась в технологии подъема. Ведь просто так эту массу раскаленных докрасна металлических прутов или бревен не поднять. Надо перевязывать как кучу хвороста. Поэтому с двух сторон на раскаленную пачку прутов вручную набрасывались кольца из толстой проволоки и за них вручную же цеплялись крюки крана.

Кольца вязались из отожженной проволоки. От бунта этой проволоки нужно было отсчитать 6 витков, положить проволоку на наковальню и отрубить колуном. Потом связать кольцо в 4 витка - работа очень высокой интенсивности, поскольку в процессе производства строповочного кольца участвовали не только руки и не только ноги (ими придерживались нижние витки проволоки), но и живот, который служил для формовки кольца. Животом связанному кольцу придавалась овальная форма. Методом налегания.

Два кольца накидывались по бокам на связку металла. Вот это и было самым ужасным: 4-5 тонн раскаленного докрасна или добела металла излучали нестерпимый жар. К этому раскаленному мареву нужно было подойти вплотную и надеть кольца на торцы связки и зацепить за них опустившиеся крановые крюки.

Знаете, впервые я почувствовал смутное беспокойство еще когда нам троим на складе вместо обычной спецодежды выдали штаны и куртку из толстенного войлока. И еще рукавицы из шинельного сукна обитые кожей и пропитанные негорючим составом. Но они все равно горели, дымясь белым дымом. Случайное неосторожное касание металла во время строповки - и черная рукавица вспыхивала, а на коже оставался ожоговый, трудно выводимый черный след - въевшиеся в руку остатки сгоревшего огнегасящего состава.

Поначалу у нас не было даже пластиковых щитков на лице, которые пристегивались к каске. Их выдали только через несколько смен, поэтому сперва, надевая кольца и цепляя крюк, я отворачивал рыло, щурил глаза, работал практически вслепую и чувствовал как на лбу в буквальном смысле закипает пот. И рожа была вся красная, обожженная. Зенки лезли из орбит. Ну а после того как выдали щитки, стало полегче, жгло только шею.

Технология стана 550, равно как и других заводских станов, не менялась десятилетиями. Еще отец Яшки, проходивший в свою бытность практику в Запорожье, вязал эти кольца. А теперь мы. А говорят, в одну речку нельзя войти дважды. До хуя можно войти. Особенно у нас.

На холодильнике проходящий металл, пока он не остыл, клеймил специальный мужик. Подбегал, прикладывал к торцу клеймо и хуячил молотком. Раньше здесь был специальный пневматический клеймитель, но он сломался, и остался один мужик. Интересы у нас с мужиком были разные. Когда шел мелкий сорт - "макароны" - нам была лафа: во-первых, тонкий металл успевал остыть почти до малинового цвета, а во-вторых, пока насыплются полные бугеля этой мелкоты, можно посидеть на лавочке. А мужик заебывался клеймить каждую макаронину. Долбил как дятел. Зато когда катали крупный сорт, нам приходил пиздаускас. Клеймовщик вразвалку приближался к металлу, вальяжно хуякал по нескольким бревнам и садился. А мы въебывали как пчелки папы Карло: с одной стороны, несколько таких бревен полностью заполняли бугеля и мы то и дело бегали делать подъемы, вязали кольца, звонили в колокол по крану. С другой стороны - толстый металл не успевал остыть на холодильнике и оставался бело-желтым. Мы горели. Горели на работе. А иногда бревно ложилось на бугеля косо и приходилось в два лома выворачивать его в нужном направлении. Просовываешь лом под белый раскат в плывущем мареве раскаленного воздуха и виснешь на нем в противовес животом, а напарник в это время делает тоже с другой стороны.

Картина дополнялась общей грохочущей чернотой гигантского цеха с редкими белыми лампами высоко-высоко да сантиметровым слоем окалинной пыли на всем вокруг.

Поначалу я работал в куртке-шинели, потом выбросил ее. В ней было неудобно вязать кольца, а надевать ее перед каждым подъемом я заебывался. Мы старались быстро накинуть кольца, зацепить крюки и отвалить от жаровни. Какое-то непродолжительное время пока накидываешь и цепляешь, военная рубашка, в которой я там уродовался, держала жар, потом, если замешкаешься, так раскалялась, что обжигала кожу. После месяца работы рубашка из зеленой превратилась в черную и почти все пуговицы на ней отгорели. Когда перед самой первой сменой Баранов впервые увидел меня в ней, он похвалил:

- Пиздатая рубашка.

- Пиздатая, в смысле засрать не жалко? - уточнил я.

- Да, - засмеялся Баранов.

Я ее засрал и оставил на заводе. Хуй с ней, говна не жалко. Отстирать все равно невозможно.

Между прочим, жар от металла вредный. Клеймовщика из нашей бригады даже в армию не взяли: из-за жара у него по телу пошли какие-то красные пятна. А у меня не пошли.