Хулиган Есенин

Неживые, чужие ладони,Этим песням при вас не жить!Только будут колосья коняО хозяине старом тужить.Будет ветер сосать их ржанье,Панихидный справляя пляс.Скоро, скоро часы деревянныеПрохрипят мой двенадцатый час.

(1921 г.).

– Друг мой, друг мой, прозревшие веждыЗакрывает одна лишь смерть.

(1921 г.).

Так стремление к смерти победило жизнь в плане литературном. Впоследствии – в трагический день самоубийства Есенина – оно победило и в плане действительности. Но в настоящей работе мы не собираемся касаться связи творчества Есенина с его жизнью[6]. Что же касается стихов, то распад и тление оказались победителями не только в тематике, но и в технике. Точно так же, как из-за похоронного ладана Есенин не рассмотрел жизни. – так из-за призрачной «красивости» или «печальности» темы, он не увидел одной из подлинных задач поэта: использовать свой материал с максимальным мастерством. Техника есенинского стиха поражает своей небрежностью. Есенин чрезвычайно мало ценит слово, как таковое, и обращается с ним почти пренебрежительно. Результатом является целый ряд технических невязок, неудачных строк, давно использованных в поэзии и давно надоевших образов.

Среди «Персидских мотивов» попадаются, например, такие строки:

…Все равно – глаза твои, как море…Вот он удел желанный……О любви вздыхают лишь украдкой,Да глаза, как яхонты горят…

Или – из «Письма матери», которое считается одним из лучших стихотворений Есенина:

Не буди того, что отмечталось,Не волнуй того, что не сбылось.

Если бы под этими строками не стояла подпись Есенина, их легко можно было бы принять за отрывок из популярного в провинции романса.

А вот две строки из цикла «Любовь Хулигана»:

…Ты стала нравиться вдвойнеВоображению поэта…

И дальше – окончательная литературная «старинка»:

…Жизнь-обман с чарующей тоскоюРоковые пишет письмена.

Если бы подобные строки встречались у поэта, который не мог сказать иначе и лучше – об этих строках, да пожалуй и о самом поэте, вообще, не стоило бы говорить. Но ведь у Есенина иногда попадаются яркие, хорошо сделанные (да простит нам читатель это выражение) стихи. Следовательно в приведенных нами примерах (а их в книге слишком много) проявилась небрежность и – как это ни печально, приходится сказать – преступная небрежность поэта по отношению к поэзии. Есенин в технике «не обратил внимания» на то, без чего не живет стих, на слово, как таковое – точно также, как в тематике он «не обратил внимания» на жизнь, как таковую. И вот – в результате

…не осталось ничего,Как только жолтый тлел и сырость.

(1923 г.)

Тлен, слезная сырость, надрыв и тоска по загубленной жизни…

В сентябре 1925 года, за три месяца до смерти, Есенин пишет и посвящает «сестре Шуре» следующее стихотворение:

Я красивых таких не видал,Только, знаешь, в душе затаюНе в плохой, а в хорошей обиде –Повторяешь ты юность мою.Ты – мое васильковое слово,Я навеки люблю тебя.Как живет теперь наша корова,Грусть соломенную теребя?Запоешь ты, а мне любимо,Исцеляй меня детским сном.Отгорела ли наша рябина,Осыпаясь под белым окном?

Что поет теперь мать за куделью?Я навеки покинул село.Только знаю – багряной мятелью,Нам листвы на крыльцо намело.Знаю то, что о нас с тобой вместеВместо ласки и вместо слезУ ворот, как о сгибшей невесте,Тихо воет покинутый пес.Но и все ж возвращаться не надо,Потому и достался не в срок,Как любовь, как печаль и отрада,Твой красивый рязанский платок.

(1925 г.)