Хулиган напрокат

В мой нос пробирается тяжеловатый, древесный аромат… Тот самый аромат.

Я инстинктивно совершаю поворот головы раньше, чем успеваю сообразить, кто подсел ко мне под бок. И тут же вздрагиваю, роняя тетрадь с колен.

— Черт! Ольховский! — выдыхаю испуганно, выдергивая за шнур наушники из своих ушей.

Держа руки в карманах зеленой толстовки, в потертых черных джинсах и кипенно-белых кроссах Максим расположился на подоконнике. Расслабленно болтая в воздухе ногами, он изучающе таранит меня взглядом.

— Синичкина, а я тебя даже сразу не узнал.

Стиснув зубы, я запихиваю телефон с наушниками себе в задний карман джинсов и подбираю с пола свою тетрадь. Молча.

— Ты не в том уродском кардигане, — задумчиво продолжает Ольховский. — А в футболке и джинсах. Еще и волосы распустила…

— А ты свои, как обычно, не расчесал, — зло цежу я, намекая на беспорядок в густой темно-каштановой копне волос на его башке. — Чего приперся? — тянусь к своей сумке на подоконнике и запихиваю туда поднятую тетрадь обратно.

— Чего не пришла вчера? Я ждал.

Я отвлекаюсь от своих вещей и изумленно кошусь на Максима.

— Ты серьезно?

— Да, — кивает он и очень правдиво хлопает ресницами.

— Вчера весь вечер шел дождь, — кривлюсь я недоверчиво. А заодно снимаю с запястья резинку и привычным движением рук стягиваю волосы в хвост.

Так все же как-то спокойнее и привычней.

— Прикинь, как мне в армейку-то неохота… — тоскливо вздыхает Максим.

— Ольховский, а ты уверен, что я тебя не разыграла? Может, у меня вообще этих билетов нет?

— Просим выйти весь состав студенческого совета выстроиться у кулис, — громогласно разносится по всему актовому залу.

Не дожидаясь ответа на свой вопрос, я забираю сумку с подоконника и через проход между рядами кресел направляюсь из темного угла к ярко освещенной софитами сцене. У ее ступенек уже толпится половина нашего студсовета.

Но примкнуть к ней не удается.

— В смысле у тебя нет билетов? — гневное шипение за спиной заставляет меня тут же замереть на месте и обернуться.

Ольховский тут как тут. Прямо перед моим носом. Нахмурившись, он все по-прежнему держит ладони в карманах толстовки. Я опасливо озираюсь по сторонам. Мы опять на виду у всех.

И на нас пока никто не обратил внимание, поэтому разговор с Ольховским нужно заканчивать как можно скорее.

— Вот так нет. Это была шутка, — заявляю я, делая невозмутимое лицо, которое тут же краснеет.

— Лжешь, — Ольховский с подозрением прищуривается, скользя внимательным взглядом по моему лицу. — Ты вон вся красными пятнами пошла…

— Максим, давай закончим этот разговор раз и навсегда. Я не отдам тебе билеты ни при каком раскладе. Забыли. Проехали. Свободен. Уходи, — нервно тараторю я, потому что уже чувствую, как на нас снова начинают пялиться единичные любопытные Варвары.

— Опять из принципа? Ну давай я извинюсь перед тобой. Хочешь? — в глазах Максима искрится надежда.

— Где Синичкина? Она ж третья стоит по счету! — Разноситься громким эхом по актовому залу.

Перевожу взгляд с Максима на сцену, где все уже ищут меня, и опять на Максима.

— Не в принципе дело. Просто… — спешно цежу я и суетливо постукиваю носком своего ботинка, — просто я уже не могу это сделать по личным причинам. И они никак тебя не касаются.

— Синичкина, будь ты человеком, — Максим устало закатывает глаза. — Назови сумму. Любую. Я все куплю.

— Синичкина, ау! Она ж сидела где-то на галерке, — кричит кто-то из девчонок в микрофон.

Боже! Мое самообладание сейчас просто разлетится в разные стороны! Я смело смотрю в упор в глаза Ольховского. И полумраке актового зала они уже не кажутся карими… Они становятся практически черными. Это даже завораживает… почему-то…

— Не могу. Правда, — выдыхаю я. — Считай, этих ответов у меня уже нет. Потеряла. А теперь, извини. Мне надо идти.

Но делаю от него всего один шаг…

— Лесь, — Ольховский тормозит меня, хватая за руку.

Но не как в прошлый раз. Никакой грубости и силы. Просто мягко и уверенного его пальцы окружают мое запястье. И я торможу на месте сама. От неожиданности.

Медленно оборачиваюсь, попадая под серьезный и жутко пронзительный взгляд Максима. И, кажется, в его глазах читается самая настоящая мольба.

— Олесь, я знаю, что не сдам, — почти беззвучно, одними губами проговаривает Ольховский и настойчивее пальцами сжимает мое запястье так, что меня почему-то мгновенно бросает в жар… — Помоги мне, пожалуйста…

Я замираю. Это неожиданно. И даже как-то жалостливо. Ольховский вглядывается в мое лицо, словно я реально его последняя надежда. Он просяще хлопает своими темными ресницами. И я, как под гипнозом, зависаю на его карих глазах…

— Олеся, мы тебя ждать долго будем? — в наш странный «разговор» с Максимом врезается голос того, кто быстро возвращает меня в реальность.

Алекс появляется рядом, как из-под земли. Сложив руки на груди, он сначала бросает недовольный взгляд на меня, потом на Максима, а потом замечает и мою руку в ладони Ольховского. На лице Алекса вспыхивает плохо скрываемое недоумение.