Хунну в Китае

Существовало мнение, что кочевая и китайская культуры несоизмеримы, что кочевники были дикарями, вторгавшимися в цивилизованный Китай, что Великая степь-китайская периферия, а «проблема хуннов-это проблема Китая»[6]. Против этого мнения говорит все доподлинно известное об истории Центральной Азии, и все-таки такое мнение существовало и не всегда встречало возражения. Почему? XIX век оставил нам в наследство концепцию, согласно которой только оседлые народы создали прогрессивную цивилизацию, а в Центральной Азии будто бы царили либо застой, либо варварство и дикость. Самое плохое в этой концепции было не то, что она неправильна, а то, что она предлагалась как достижение науки, не подлежащее критике. В этом-опасность любого предвзятого мнения.

Чтобы заставить рутинеров задуматься, нужен был аргумент сильный, бесспорный и наглядный. Таким оказались предметы искусства из алтайских[7] и монгольских

[8] курганов. Все попытки усмотреть в них вариации китайского, иранского или эллинского искусства оказались тщетными. Культура кочевников I тысячелетия до н.э. была самобытна[9]. И, более того, она была высока, гораздо выше, чем культура кочевников XVIII-XIX веков, изученная многими этнографами досконально. А это значит, что самобытная степная культура кочевников, подобно европейской, индийской или китайской, переживала подъемы и упадки, т.е. находилась в развитии, а не в застое, как молчаливо предполагали некоторые европейские ученые[10]

.

Несмотря на устойчивый уровень техники и форм общежития, кочевническое хозяйство весьма изменчиво вследствие постоянного взаимодействия с природой[11]. Природная же среда изучаемого региона весьма разнообразна. Она зависит от рельефа, степени увлажнения и не в меньшей мере от окружения. Так, в Монголии, в зоне устойчивого антициклона, при наличии лесистых хребтов Хангая и Хэнтея целесообразно круглогодовое кочевание на подножном корму, а в Джунгарии и Тарбагатае, куда зимние циклоны приносят обильные осадки, создающие глубокий снежный покров, в те времена необходима была заготовка сена, и перекочевки совершались по вертикали-из степи на альпийские луга (джейляу). В экстрааридных районах Приаралья, лишенных горных хребтов, шло круглогодовое кочевание, но в ослабленном сравнительно с Монголией ритме[12]. Не меньшее влияние на развитие кочевников оказывало соседство то более или менее активного Китая, неоднократно пытавшегося завоевать Степь, то слабого Ирана или раздробленного Согда, ограничивавшихся обороной от кочевых соседей. Разные условия существования заставили кочевников избирать разные формы адаптации, что и определило известную самобытность разных народов Великой степи.

РЕКА

А теперь, прежде чем приступить к историческому повествованию, включающему описание, анализ и синтетическую интерпретацию событий, разорвавших историю Срединной и Восточной Азии на два несхожих между собой периода, бросим хотя бы беглый взгляд на природу страны, где произошел этот надлом. На переднем плане нашей историко-географической панорамы лежит бассейн реки Хуанхэ, все остальное-только фон.

Истоки Хуанхэ находятся в Тибете. Первые 200 км река спокойно течет в широкой долине, окаймленной горами, почти лишенными растительности. Затем она врезается в горные отроги Куньлуня и превращается в бурный поток, несущийся в теснине глубиной до 500 м. Здесь ширина реки колеблется между 10 и 50 м, но и, вырвавшись из ущелий, она остается, по нашим представлениям, узкой: преимущественно 50-70 м, и только местами-до 300 м.

Однако быстрое течение делает Хуанхэ труднопреодолимым водным рубежом. Особенно сложны переправы через реку во время паводков, когда влекомые течением песок и ил составляют 46 % объема речного потока. Поэтому великая излучина Хуанхэ, окружающая с трех сторон Ордос, делает его островом среди прилегающих пустынь. Но в середине зимы река замерзает. Тогда Ордос открыт для набегов и вторжений со стороны Великой степи.

В низовьях Хуанхэ намыла высокую дамбу и оказалась как бы «висящей» над окружающей ее равниной. У Кайфына дно реки на 5 м выше окружающей местности, и частые наводнения держат население в обоснованном страхе[13].

Реки редко бывают пограничными рубежами, так как почти всегда легче пересечь реку, нежели, например, горный хребет или полосу пустыни. Поэтому в древности границей Китая и Центральной Азии была Китайская стена. На западе, в Ганьсу, она прикрывала цепочку оазисов, расположенных у подножий Наньшаня; восточнее поворота Хуанхэ к северу отделяла степной и пустынный Ордос от аллювиальных равнин Шэньси, затем снова пересекала реку, разграничивая лессовую равнину Шаньси от степей современной Внутренней Монголии, и, наконец, ограждала древний земледельческий Хэбэй от набегов кочевых и охотничьих народов бассейна верхнего Ляохэ. Итак, подлинной границей двух огромных этнокультурных регионов была комбинация из природных и антропогенных элементов рельефа; ландшафтная же граница колебалась в зависимости от изменений климата, что особенно ощущалось в изучаемую нами эпоху.