ХУШ. Роман одной недели

И чудо однажды случилось со мной. У одной двери я услышал призывный женский голос: «Входи, ну входи же…» В какой-то момент мне показалось, что это свыше обращаются именно ко мне. С верхнего этажа, что ли. Голос был не равнодушно-вокзальным, а таким трепетным, обиженным и нетерпеливым. Я подошел поближе и убедился, что это говорил домофон, он звал меня в тепло и уют.

– Ну давай, входи же. Уже вошел?

Бархатистый голосок. И я, поддаваясь его призыву, вошел внутрь, устремляясь к бархату и ковровому ворсу, к хрусталю и сверкающим хрустальным люстрам. Но уже в подъезде я наткнулся на ожидающего лифт мужчину с большим букетом бархатистых роз. Мы вместе вошли в лифт. И, выждав паузу, я после него нажал на кнопку двумя этажами ниже, чтобы затем побежать за поднимающимся лифтом.

Снизу я видел, как этот мужчина с цветами и бутылкой шипучего игристого обнялся с игривой женщиной у открытой двери тамбура. А потом дверь в семейное гнездышко захлопнулась, считай, перед моим сунувшимся с лестничной площадки носом.

– Проходи скорее, ужин остывает, – сказала женщина за дверью тем же бархатным голосом. Но теперь я точно знал, что этот голос был обращен не ко мне.

Хотя чудо уже свершилось. Эту ночь я проведу под крышей в подъезде. Вряд ли кто-то уже войдет или выйдет так поздно из своих нор. Да и мне редко когда удавалось так поздно попасть в подъезд.

Помню, в тот июнь ночи были все еще холодными. А вечерами жители проявляли чрезмерно жаркий интерес к подростку у порогов их жилищ.

8

Ту ночь я провел на чердачной лестнице возле шахты лифта. Я лежал, постелив свое пальто, на тонких ступенях, ведущих в само небо. Иногда я вставал и выходил на крышу дома – дверь была открыта, – и мог видеть город с высоты птичьего полета.

Возвращаясь на чердак, я прислушивался к шипению и треску мотора лифта, как к писку и клекоту птенцов. Этот звук почему-то напомнил мне детство в больнице, голоса за дверью, шипение клизм и грелок, скрип колес каталок, на которых увозят больных на операцию, лязг пинцетов и шприцов в железных емкостях и звон градусников о толстостенные склянки. Спать неудобно, как на койке-рабице в больнице. Слишком узкое ложе с выпирающими сплетениями железной проволоки. Птицы и те смягчают каркас гнезда из веточек и прутьев листьями и мхом.

Лишь под утро, когда мне удалось немного вздремнуть, лифт заработал, как часы с боем и с гирями, – вверх-вниз. Бой происходил слишком часто, не давая мне толком заснуть. К тому же охрипшая кукушка внутри мотора что-то невнятное щелкала своим клювом. Вообще по работе этих часов можно отсчитывать ритм времени в городе. Один, два, три. К шести часам ритм набирает темп, ускоряется. А я лежал и думал: сколько квартир, столько и приблизительно людей должны выйти на работу. Если откидываем два нижних этажа и умножаем одиннадцать этажей на количество квартир на площадке и в среднем на полтора работающих жильца, то получается шестьдесят шесть.

9

Надо считать до шишиги шестой, решил я, вспоминая военный грузовичок отчима ГАЗ-66, а лучше до ста, и тогда мне, возможно, вновь удастся заснуть. Но, досчитав до ста, я понял, что все мои прогнозы летят в тар-тарары – в шахту лифта. Это, только потом догадался я, местные алкаши с похмелья и старики от утренней бессонницы по десять раз поутру выходят на улицу в ожидании открытия магазинов.

Кстати о магазинах. Будь они прокляты, эти ранние вставания в магазины! Помню, как я сам бегал в магазин к шести утра. Если проблему жилья в первые дни я решил, то проблему еды никто не отменял. Голод – один из основных инстинктов – все настойчивее давал о себе знать.

Но долго голодать не пришлось. Однажды, проходя мимо стоящего у магазина фургона, я сам не заметил, как моя рука потянулась к еде. Я увидел, как разгружают лотки с пахучим хлебом, и какая-то сила заставила меня пойти на воровство.

– Тебе чего тут надо? – спросил меня вылезший из кабины шофер, когда я подкрался незаметно для грузчиков и уже собирался засунуть под куртку пару батонов. – Чего ты тут крутишься?

Я как-то и не сообразил, что он наблюдал за мной в зеркало заднего вида.

– Хлеба, что ли, захотел? – переспросил он, ухмыльнувшись.

– Да, – кивнул я, глупо было отрицать это после того, как шофер, наверное, минут пять наблюдал за моими маневрами.

– На, бери, не стесняйся, – протянул он мне целую буханку.

От его неожиданного щедрого жеста я зарделся, словно румяная корка в печи. Нет ничего унизительней, как брать хлеб без масла и икры из чужих рук.

– Нечего просто так давать, – сказал подошедший грузчик. – Их надо воспитывать. Пусть немного поработает и поможет нам разгрузить машину.

– А я и хотел помочь, – ухватился я за появившуюся соломинку, еще больше краснея.

– Вот и отлично, – сказал грузчик. – Бери лоток – и вперед с музыкой.

10

Когда я с охватившим меня энтузиазмом принялся таскать хлеб, на меня вышел посмотреть весь магазин, не исключая хозяина. Грузчики тоже бросили работу, наблюдая за мной и улыбаясь.

– Ты откуда сам? – спросил он меня, не успел я закончить с разгрузкой.

– Из Нижнего Новгорода.