Хватит ныть. Начни просить

Мы делились историями по телефону, в длинных письмах, иногда напечатанных, иногда написанных от руки, и, наконец, (когда она появилась) по электронной почте. Когда мы могли, мы встречались – за кофе, за обедом, на прогулках.

Мы придумывали абсурдные скетчи и сценарии о моих любовниках, о наших друзьях, о наших соседях, о нас самих. В одном из скетчей главную роль играл мой худощавый парень (у которого была реальная склонность к ношению юбок). Он хотел добраться автостопом на грузовике до моего колледжа. Когда водитель грузовика понял, что он не девушка, он силой выкинул его с пассажирского сидения, потом произошел взрыв выхлопной трубы, и парня выбросило через окно. Его волшебным образом подхватил ветер, и он парил по небу, а потом пролетел через металлическую решетку над окном моего общежития прямо ко мне в кровать. Мы добавляли различные детали, когда разговаривали по телефону, придумывая совершенно абсурдных персонажей, и смеялись до упаду.

Но по мере того как я становилась старше, мы начали делиться реальными историями. Не только развлекательными, но и грустными. Жестокими, постыдными, страшными. Он рассказал мне всю свою жизнь, а я рассказала ему свою. Наша любовь не знала границ.

Энтони также был одним из моих покровителей. Он дарил мне книги по буддизму и карманные ножи. Порой он вкладывал в письмо новенькую стодолларовую купюру, когда знал, что у меня совсем нет денег. После колледжа, я жила от зарплаты статуи до зарплаты в стриптиз-клубе. Каждая купюра была на счету. Энтони оплачивал мою ренту. Один раз мне выписали штраф за превышение скорости на триста пятьдесят долларов, когда я спешила на работу. Я должна была позировать в художественном колледже. У меня было двести пятьдесят долларов на счету, а еще надо было платить триста пятьдесят долларов за квартиру. Я заняла деньги у Энтони.

– Я клянусь, я отдам все деньги, – обещала я.

– Я знаю, что отдашь, – ответил он.

Мы разговаривали о том, что случится, если он умрет. Он больше чем на двадцать пять лет старше меня, меня это очень волновало. Мы лежали на смежных диванах его кабинета. Я спросила у него, что мне сказать на его похоронах. Мне бьло необходимо это знать.

Он задумался… Сказал, чтобы я пришла с палкой.

– С какой палкой?

– С любой, – сказал он. – Ну знаешь, с палкой или веткой. С большой. Чтобы все видели.

– То есть ты имеешь в виду что-то природное? Не боевой посох, например. Ты имеешь в виду…

– Любую палку, – сказал он с раздражением. – Ветку с дерева. Универсальную палку. Я тут пытаюсь кое-что тебе сказать, клоун.

– Хорошо,

 – ответила я, выдыхая. – Ты умер, я на похоронах. Что мне делать с этой палкой?

– Ничего не говори, – сказал он мне. – Просто подними ее в воздух, сломай на две части и брось на пол.

Все когда-то ломается.

* * *

Я не могла долго встречаться с парнями. Отношения обычно длились около года, а когда все становилось серьезно, я сбегала в ужасе. Независимой быть у меня не очень получалось. Я не могла проводить ночь в одиночестве, звонила своим бывшим. Они все мне говорили, что у меня был страх близости, но я яростно это отрицала. Я жаждала ее как наркоманка. Проблема была в том, что я хотела близости так же, как я ненавидела обязательства. Работа в качестве живой статуи идеально мне подходила.

* * *

Мне нравились от руки написанные записки, которые люди не ленились писать и оставляли в моей шляпе.

«Ты красивая».

«Спасибо, ты изменила мой день».

«Я в течение часа наблюдал за тобой».

«Я люблю тебя».

Невесту было так легко любить.

Она была молчалива.

Она была смущенной, безобидной, блаженной… она любила людей и дарила им цветы.

Она была идеальна.

Потому что. кто знает?

Она могла быть чем угодно.

Кем угодно.

В реальной жизни меня совсем нельзя было назвать спокойной, тем более идеальной. Я болтала без остановки, ярко одевалась. Красила волосы в фиолетовый, красный и зеленый, постоянно врезалась на своем велосипеде в машины, заводила назойливые разговоры с незнакомцами и в свободное время играла на пианино в своей спальне, во все горло орала свои песни о боли.

Помню одного очень симпатичного мужчину лет сорока или пятидесяти, который все лето давал мне по двадцать долларов каждый раз, как видел меня. Мое боковое зрение работало отлично, и обычно я видела, какие купюры люди оставляют в шляпе, если только они тщательно не скрывали это.

Спустя некоторое время я начала узнавать его и даже ждала его. Мы обменивались улыбками каждый раз, когда он проходи мимо. Это были милые, тихие секретные отношения.