Задувал ветер. Промозглый, беспощадный. Мне начинало казаться, что во всем мире пусто, есть только это озеро и этот дом. Что я единственный оставшийся в живых человек. Несколько минут я не допускала в свою голову мысли, слушала завывания снаружи, шорох чахлых трав. Меня очень медленно и очень постепенно отпускало, унимался пульс в висках, выравнивалось дыхание.
«Покажи», – в какой-то момент попросила я и даже снова поднялась с пола, уселась на гребаный стул.
Она не стала спорить. Практически сразу я увидела Лиама – напряженного до предела, неживого от отсутствия эмоций. Сейчас он должен был не чувствовать, а делать, спасать. И Лиам тащил меня в подземный бункер… Запищала под его пальцами панель, сканировала сетчатку глаза, отворила толстую дверь.
«Здесь бы будешь в безопасности…»
«А ты?»
«Я приду, когда все закончится… Запаса кислорода хватит на тридцать суток, сухие продукты в шкафу, вода в бутылях. Не пытайся самостоятельно выйти…»
«Лиам, будь осторожен, Лиам…»
Он оставлял меня в некой недосягаемой для дряни зоне. В максимально защищенном месте, чтобы я пересидела, пока апокалипсис длится.
«Он пострадает сам?»
«Нет. Комиссионеры почти не пострадают».
«А люди?»
Грера показала без прикрас. Людей, лежащих на асфальте. Город в дымке, часть зданий разрушена, Комиссионеры в скафандрах с «поливальными пушками» наперевес. И черная дрянь везде. На асфальте, на телах умерших людей, на стенах домов, на траве. Чума, захватившая мир.
«Эта субстанция… инородная?»
«Да».
Камера, транслировавшая фильм, безжалостно приблизилась к мужчине на асфальте, и я сумела в деталях разглядеть его загаженное неким «грибком» лицо, тлен пробрался в зрачки глаз, сочился из носа.
«Многие погибнут?»
«Часть людей спасет Комиссия. Но не всех».
«Многие?!»
«Многие».
«Что это за «тлен»?»
Грера выкатила в моем воображении ленту, испещренную символами химических соединений. Плавали, знаем. Знаем, что расшифровать у меня все равно не выйдет.
«А ты сможешь предотвратить появление жертв?»
«Мы. Сможем».
Я могу просто уйти, напоминала я себе, силясь не испытывать эмоции, просто уйти в бункер. Когда все будет зачищено, мир восстановится, я попробую обо всем не помнить. Вот только помнить я буду…
Новая тренировка, однако одна только мысль о ней погружала меня в жесточайшую депрессию, в истерическое отвращение.
Грера молчала долго. Наверное, она как-то по-своему понимала меня, мои сомнения, мои слабости. Она не укоряла, а после и вовсе выдала фразу: «Я могу уйти».
И долго молчала я.
«Насовсем?»
«Насовсем. Бесследно. Не вмешиваться. Твои клетки вернутся к человеческим, от изменений не останется следа».
Мне нужно было дать свое согласие. На её уход. Просто кивнуть, отвернуться, скрыть стыд. И разбираться со своим стыдом уже позже, сидя в бункере, находясь подальше от химического соединения, названия которому в моей голове не было.
«Найди карандаш», – раздался приказ. Чувствуя слабость в ногах, я поднялась; саднило ударенный лоб. Карандаш нашелся в ящике стола – огрызок, а не карандаш, – но его хватило. Старая истлевшая бумага отыскалась тоже.
«Рисуй».
Грера выдала мне сложное соединение из некой новой формулы.
«Что это?»
«Передашь Лиаму. Он разберется».
Я не стала спорить. Пока схема горела в моем мозгу, как неоновая, я кропотливо переносила ее на бумагу. Каждый значок, каждую букву, каждый штрих. Когда дорисовала, свернула лист, сунула его в карман. Настал час икс – час принятия решений.
Я вернулась к стулу.
Сидела, удивляясь тому, что больше не мерзну. Мерно завывал ветер, и рябила поверхность ледяного озера.
«Решай». Все-таки Грера не испытывала эмоций.
Я думала.
«Ты знала? – спросила ее после паузы. – О том, что все это случится?»
«Предполагала негативное развитие событий».
«Поэтому оставила во мне часть себя?»
«Да. Наблюдателя. Если бы не ускоренный ход событий…»
Он не разбудил бы основную часть так скоро, я понимала.
Вилка. Налево пойдешь – в бункер на СЕ попадешь. Направо пойдешь – трансформацию пройдешь.
Тот тлен разъел половину лица незнакомого мужчины, он как будто им питался.
«Он его ел, правда?»
«Да. Это паразит. Мирового масштаба».
Вот же сука.
Я должна была сказать: «Уходи. Я слаба. Пусть разбираются сами».
Но почти с ненавистью к себе выдала вердикт: «Продолжаем. Тренировки».
Грера не умела улыбаться, но блик ее одобрения я почувствовала.
«Ты умеешь двигаться. Внутри».
Да, отодвигаться. Я знала. Эта особенность однажды позволила мне принять Лиама, дать ему наполнить меня собой. Спасла по большому счету. Вот только Карру было принимать приятнее, чем «это».