Хвосттрубой, Или Приключения Молодого Кота

— Я плавал в скорлупке! — взволнованно вмешался Фритти. — Вот как я сюда попал!

— Конечно, — рассеянно сказала Мягколапка. — Ну вот так я и прибыла в эти места. По-моему, здесь очень, очень мило!

— Но как же насчет Рычателя? Разве у тебя никогда не бывает стычек с ним? Кажется, уж из-за него-то это место опасно для жизни?

— Из-за Гава-Расправа? — рассмеялась она. — Ох, на самом деле он всего только большой котенок. К тому же я редко выхожу. Здесь так мило и тепло… и Мурчел дает мне такую чудную еду… такую вкусную, дивную… — Она отползла.

Фритти смутился. Очевидно, Мягколапка никогда не знавала никакой опасности.

— Ты часто обо мне думаешь? — спросил он, но ответа не было. Она крепко спала.

Когда Верзила вошел в комнату и застал их лежащими рядом, Хвосттрубой сел ощетинившись. Мурчел медленно подошел, издавая низкие звуки. Фритти не удрал, и Мурчел наклонился и легонько его погладил. Хвосттрубой отскочил, но Верзила его не преследовал — только присел, протянув лапу. Фритти нерешительно двинулся к ней. Придвинувшись чуть поближе, обнюхал. Мурчелов а лапа — вот так так! — привлекательно пахла рыбой, и Фритти прикрыл глаза, сморщив от удовольствия нос.

Мурчел поставил что-то на пол возле него. Он мигом понял что. Это была миска с ужином. Хватило одного только запаха ее содержимого, чтобы Хвосттрубоева осторожность испарилась.

Пока Фритти ел, Верзила почесывал его за ухом. Фритти не возражал.

Мягколапка казалась другой. Лапы и хвост оставались неизменно изящны и грациозны, но она стала куда полнее — пухленькая и мягкая под лоснящимся мехом. Она стала и не столь энергичной, как бывала, — предпочитала спанье на солнышке беганью и прыганью; Фритти только с превеликим трудом удавалось вовлекать ее в игры.

— Ты всегда был очень прыгуч, Хвосттрубой, — сказала она однажды. Он обиделся.

Ей было приятно его видеть, она радовалась, что у нее есть собеседник, но Фритти ощущал неудовлетворенность. Мягколапка, казалось, попросту не понимала всего, через что он прошел, чтобы найти ее. Она не обращала больше ни малейшего внимания на его рассказы о чудесах Перводомья или о величии воителей.

Правда, пища была хороша. Верзила отлично кормил их и всегда был добр к Хвосттрубою, почесывая и поглаживая его и разрешая бродить сколько вздумается. Фритти не то чтобы поладил с псом Гавом-Расправом, но между ними установился непрочный мир. Фритти старался не уходить чересчур далеко от убежища.

Так проходили дни в месте, которое Огнелап назвал Вилла-он-Мар. Каждое новое солнце было чуть-чуть теплее предыдущего. Стаи перелетных крылянок ненадолго останавливались на острове, пролетая к северу, и Фритти отлично охотился, хотя и редко бывал достаточно голоден для серьезной охоты. Время текло ровно, словно тихий ручей. Хвосттрубой и сам безостановочно толстел.

Однажды вечером, в разгаре весны, когда Око Мурклы было уже накануне своего следующего раскрытия, несколько Верзил приплыли в большой скорлупе через Мурряну — навестить Мурчела

. В гнезде было полно Верзил, повсюду слышалось эхо их гудящих голосов. Некоторые из них попытались поиграть с Фритти.

Большие цепкие лапы подняли и стиснули его, и когда он оказался возле Верзильих лиц, то скорчился от их неприятного дыхания. Вырвался — гудящие голоса стали ревущими.

Фритти вспрыгнул на окно, но снаружи не в лучшем настроении расхаживал, неся караул, Гав-Расправ. Пробежав меж ног орущих, хватающих Верзил, Хвосттрубой отступил в комнату, где, свернувшись, спала Мягколапка.

— Мягколапка! — закричал он, расталкивая ее. — Проснись! Нам нужно отсюда уходить.

Зевнув и потянувшись, фела с любопытством поглядела на него:

— Что это ты такое говоришь, Хвосттрубой? Уходить? Почему?

— Это место не для нас. Верзилы хватают и носят нас… кормят нас и гладят… но убежать некуда!

— Ничего ты не смыслишь, — холодно сказала она. — С нами очень хорошо обращаются.

— Обращаются с нами как с котятами. Это не жизнь для охотника. С тем же успехом я мог бы никогда не покидать логова моей матери, Травяного Гнездышка.

— Ты прав, — сказала Мягколапка. — Ты прав, потому что ведешь себя как беспокойный младенец. Что ты имеешь в виду — «уходить»? С какой это стати я должна куда-то идти?

— Мы можем спрятаться в скорлупке, как я сделал раньше. Можем незаметно ускользнуть и вернуться в лес, в болото, куда угодно, — с отчаянием сказал Фритти. — Можем бежать, куда хотим. Можем завести семью.

— Ого, семью, вот как? — спросила она. — Это ты прямо сейчас и выдумал. Хватит с меня твоих лапаний и обнюхиваний, вот Плясунья Небесная свидетель. Я уже тебе говорила, что меня ничуть не интересуют такого рода вещи. Мне просто тошно глядеть, до чего смешно ты себя ведешь. Тоже мне, в лес! Листья и колючки в шерсти, да и часто целыми днями есть нечего. С и л я н а?и Мишка, и… Харар знает что еще! Нет, благодарствую.

Когда она увидела обиженное, напуганное выражение на морде Фритти, ее собственное выражение смягчилось.