Кибердемоны. Призрак

Люк находился в какой-то подворотне, в чудом уцелевшей арке старинного проезда. В Москве частенько соседствовали такие вещи. Суперэргономичные дома-роботы, а рядом – зассанные кирпичные пятиэтажки. Это называлось "сохранить наследие старинных Московских двориков".

Камеры в них никогда не работали, полицейские не заглядывали, и даже дроны облетали стороной – анонимусы свято следили за тем, чтобы в программах ищеек были "слепые зоны".

На самом деле, законы об охране исторической недвижимости в тесной сцепке с запутанными правами на землю не давали возможности снести эти халупы – чем и пользовались разнообразные теневые личности, обделывая свои делишки.

В пятиэтажках давно никто не жил.

Кое-как сдвинув тяжеленный диск люка обратно, Мирон затравленно огляделся. Снег кончился и в воздухе повисла хрусткая тишина, которая бывает перед рассветом. При каждом вдохе ноздри слипались, а когда воздух всё-таки проходил, лёгкие обжигало холодом.

Надо было заказывать пуховик, а не выпендрежную кожу, – пожалел он, просовывая руки карманы и делая несколько пробных шагов.

      Не подумал. Отвык. Забыл, что на улице бывает так холодно.

А ведь я собирался избавиться от одежды… – сейчас эта мысль выглядела дико. Самоубийственно. Но он выбрал сторону. Оставив карточки в комнате под стадионом, он дал понять, что не собирается играть по их правилам. Так что раздеваться придется – иначе его жизнь не продлится и получаса.

Нужно выбраться на людную улицу…

Он шел, ориентируясь на шелест покрышек по асфальту и негромкий гул, который издаёт толпа, даже когда она безмолвна. Дыхание сотен глоток, шелест сотен курток, шарканье сотен ног… Толпа безлика. Она не интересуется никем, кроме себя и ни на что не обращает внимания.

Где-то там, в перекрестье старинных улиц стоит дом, в котором живёт его друг. Точнее, бывший друг, они не виделись со времен распада команды. Он думал, что Чебурашка, если он еще жив, если его не повинтили копы или не случилась ещё какая-нибудь хрень, непременно поможет отыскать Уммона.

Тем не менее, Мирон замедлил шаги. Да, на проспекте людно и безопасно. Там светят фонари, патрулируют копы – гуляй, хоть до утра, даже если ты девочка в бантиках, с учебником по квантовой физике в руках… Но есть и другая сторона: всё, как на ладони. Вездесущие камеры фиксируют каждый шаг. Стоит ему попасть на одну из них – и Технозон возьмёт его тёпленьким. Не особенно при этом напрягаясь.

В подворотнях, конечно же, стрёмно. Можно нарваться на торчка под "Хохотунчиком", на гопников – ловцов зазевавшихся гуляк… Но если вести себя тихо, не выходить на открытые места и вообще не отсвечивать, можно пройти незамеченным.

– Эй, урка, дай закурить.

Голос был сиплым и чуть дрожащим – собачонка на тонких лапках, а не голос.

Повернувшись к источнику звука, Мирон понял, что обречен. Не гопники, нет. Гораздо хуже. Скрещенные скальпели под черепами, глубокие капюшоны, заточки, впаянные в подошвы ботинок…             Хирурги. Банда, промышляющая органами. Один – здоровенный, метра два, и столько же в плечах. Второй поменьше, движения быстрые, как у змеи. Третий – тот самый Табаки с треснувшим голосом. Шестерка. Его дело – зацепить жертву, а потом постоять на стрёме. А может и нет. Может он – самый опасный. Комплекс Наполеона…

– Не курю.

Он не понял, как вырвались эти слова. Ведь в голове он лихорадочно прокручивал варианты "может, договоримся", и "пощадите, люди добрые"…

– Раздевайся, – самый крупный подошел вплотную, склонился, почти обнюхивая макушку Мирона и осклабился. На лице – дебилоидная непоколебимость. – Курточка у тебя ничего. Не хотелось бы почикать.

В руке громилы сверкнул электроскальпель. Лезвие вибрирует так быстро, что почти невидимо.

– Хорошо.

Мирон расстегивает магнитку на куртке, медленно, делая вид, что запутался в рукавах, стаскивает с себя, а затем накидывает на голову громиле. Тут же бьёт по коленной чашечке – от души, всей подошвой высокого берца, нагибается – над головой стремительно проносится синее лезвие – и бьёт по второй коленке громилы. Тот валится в снег.

Мирон уже поднял ногу, чтобы со всей силы пнуть его в морду, по приплюснутому, с вывернутыми ноздрями носу, но почувствовал движение сзади и отпрыгнул.

Второй его всё-таки достал. Нож – слава богу, не скальпель, – пропорол куртку и скользнул по рёбрам, сняв тонкую полоску кожи. Мирон вскрикнул от неожиданной боли, извернулся, как кошка, и бросил в лицо тощему горсть снега. Снег был твёрдый, почти лёд, а Мирон еще и хорошенько сжал его, так что по лицу тощего потекла кровь – снежок попал в нос.

Мелкого не было видно, и пока толстяк приходил в себя и пытался ползти, Мирон сосредоточился на тощем.

Рефлексы Кровавого Точилы, Божественного Диомеда, взяли управление на себя.

Где-то далеко, на краю сознания, Мирон поздравил себя за то, что не поскупился в своё время на продвинутую Ванну. Они тогда только входили в моду и биогель, вместо привычных тродов, воспринимался с недоверием. Зато он поддерживал тело в прекрасной форме: никакого лишнего жира, гармонично развитая мускулатура и полный набор витаминов.