Кибердемоны. Призрак

Вот так всегда. Платону плевать на других. Он не задумывается о том, что отрывает кого-то от важных дел. Просто выдергивает из личной жизни, как цветок из клумбы, и отдаёт приказ.

– Вот так просто, да? Играешь в свои игры, а когда тебе что-то нужно – манипулируешь людьми, добиваясь своего. Тебе плевать, что я НЕ ХОЧУ. Плевать, что я занят другими делами. Тебе приспичило – и вот он я. Со сломанной жизнью из-за того, что тебе понадобилось принести чашку чаю с кухни.

– Но это важно, – чётки щёлк-щёлк…

– Да насрать мне на твою важность! – я всё-таки сорвался. Сказывалось отсутствие практики… – Ты что, не понял, почему я перестал с тобой общаться? Почему десять долбаных лет страдал всякой фигнёй, лишь бы держаться подальше от тебя. Я больше не хочу быть твоей пешкой. Не хочу исполнять твою волю. Всё. Баста. Стойкого оловянного солдатика бросили в печку.

– Я понимаю, почему ты ушел.

– Что? – до меня не сразу дошло, что он говорит.

– Я знаю, что ты ушел из-за меня. Ты не хотел быть оловянным солдатиком. И я уважал твоё желание все десять лет.

– И что же изменилось сейчас?

– Всё.

Я опустился на пол. Садиться рядом с братом на кровать не хотелось, а стоять посреди комнаты надоело. Сидя будет легче успокоиться…

– Так, – кивнул я.

Если Платон говорит "всё изменилось" – это вовсе не метафора. Он абсолютно конкретен.

– Знаешь, я тоже изменился, – продолжил брат. – Повзрослел, стал больше понимать… Я больше не использую людей в качестве кукол, – я скептически усмехнулся. – Я создал себе других. Более совершенных. Послушных. У них нет личной жизни и я их ни от чего не отрываю… – в голосе брата была горечь.

Я смущенно вздохнул.

– Пойми…

– Я всё понимаю, – повысил голос Платон. – У всех своя жизнь. У матери, у тебя… Но веришь ли, у меня она тоже есть. Своя жизнь.

– Я верю. Я видел твою квартиру, я…

– Ты так ничего и не понял, – опять перебил Платон. – Дело не в квартире. И не в крутой работе. И не в деньгах.

– А в чём тогда?

– Дело в том, что я нашел… Впрочем, это сейчас не важно.

Я испугался. Скрыть информацию, не договорить – для Платона это всё равно, что умереть. Сколько раз в детстве он рассказывал спойлеры к фильмам, которых я еще не видел? Просто не мог удержаться. Не был способен.

– А что важно?

– Ты должен кое-что для меня сделать.

Так… Вот и вернулись к той же самой остановке.

– Хорошо. Я согласен. Так что это?

– Ты должен принести мне… одну вещь. Так, чтобы об этом никто не узнал. Ты не должен оставить никаких следов. Пройти тихо, как тень. Пройти по лезвию бритвы.

– Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что… Скажи хоть, что искать.

– Не могу. ОНИ могут услышать. Но я буду оставлять хлебные крошки.

– Кто они?

Аватар брата вдруг скрутился жгутом и пропал. Я вскочил, и меня тоже поволокло куда-то вверх, тело болезненно закрутило…

– Вылезай, – Мелета потрясла его за плечо.

– Чо чилось? – в рот, в глаза набился гель, и Мирон ничего толком не видел.

– На Церковь напали. Нужно быстро уходить.

– Напали? – он протянул руку за штанами. С неё падали комки биогеля. – Кто?

– Не задавай идиотских вопросов, – отрезала Мелета. – Кому надо, те и напали… Одевайся давай и погнали.

Слушаю и повинуюсь, товарищ командир – Мирон вылез из Ванны и потянулся за джинсами.

А гель – это ерунда. Некоторые вообще считают, что он для кожи полезный…

8

Шрифт Брайля для живущих во тьме.

И она повела его длинными каменными коридорами, в которых через неравные промежутки горели тусклые лампочки. Навстречу, быстро но без паники, двигались люди. В их руках были автоматы, пистолеты, связки светошумовых гранат, те самые машинки, что стреляют резиновыми кубиками…

Мирон никогда не видел столько оружия. Мать вашу, он ВООБЩЕ никогда не видел оружие в Минусе! А здесь его было столько, что можно вооружить небольшую армию – что, похоже, на самом деле и происходило.

– Эй, надеюсь, кипеш не из-за меня? – спросил он, притронувшись к плечу Мелеты.

Та только коротко мазнула по нему взглядом, и всё.

Значит, из-за меня. Или Платон решил замутить дымовую завесу. Чтобы я мог свалить… Так что, как ни крути – виноват я.

– Ты это, извини, – сказал Мирон, подстраиваясь под быстрый шаг девушки. Ноги у неё были длинные, затянутые в узкие чёрные джинсы, и мелькали быстро-быстро.

– За что? – бросила она не оборачиваясь. Хвостик – бойцовая рыбка торчал воинственно, а маленькие розовые уши, прозрачные, когда на них падал свет лампочек, чуть заметно подергивались.

– Это я вас втянул. Точнее, мой брат. Он никогда не думает о других.

Мелета бросила на него еще один быстрый загадочный взгляд.

– Плохо ты знаешь своего брата, – сказала она.

– Да ну? – Мирон еле за ней поспевал. – Может, просветишь меня?

– Он – Бодхи. Он вывел нас из тьмы.

Такая же чушь, какую несли чёрные в той тачке. Мирон порылся в памяти. С санскрита бодхи – пробуждение. Использовалось вместе со словом саттва – существо…

Бодхисаттвами звали людей, которые стремились спасти от страданий других. Иными словами, пожертвовать собой.