Киев

Тот пытался осторожно сопротивляться – но это было бесполезно – и хозяин здешних мест уже тащил его куда-то, маня за собой остальных и ревя:

– Бабы!!! А ну стол для дорогих гостей накрыть – живо!

Так они и познакомились с главой этих мест. Как оказалось впоследствии, это было не чудовище, охотившееся в зарослях на случайных путников, это был Крынка, отец Назара, – большой, шумный, невероятно деятельный и веселый – плоть от плоти своего странного цветущего оазиса, такой же энергичный, живой, излучающий бешеную энергию.

Чужаки и сами не поняли, как стали гостями, а через несколько минут уже сидели за обширным столом из грубо отесанных досок. На столе, как в сказке, стали появляться богатырских размеров блюда, наполненные холодными и горячими закусками, соленьями, овощами и фруктами. Дымилась рассыпчатая картошка, обильно посыпанная зеленью и сдобренная маслом, шипела на противне только что зажаренная птица. Был даже хлеб – самый настоящий, пшеничный, цена которому у маркитантов была просто заоблачной, а здесь, по-видимому, он был самым обычным делом. Глядя на все это великолепие, не избалованный роскошью Книжник едва не потерял сознание. Трудно было поверить, что к встрече дорогих гостей здесь не готовились заранее. И уже жадно вгрызаясь в кусок ароматного, умопомрачительно вкусного хлеба, семинарист невольно подумал: уж не попали ли они в очередную засаду, не внушают ли им все это удовольствие какие-то неимоверно коварные твари? И пока он поедает кусок то ли курицы, то ли утки – не едят ли на самом деле его самого?

Впрочем, эти глупости быстро рассеяло шумным весельем, которое, по-видимому, здесь было неизменным атрибутом застолья. На стол с грохотом водрузили пузатый деревянный бочонок, и в тяжелые глиняные кружки пенной рекой полилось великолепное пиво, одним запахом способное сделать кого угодно своим вечным поклонником.

Во главе стола сидел, разумеется, сам Крынка, по правую руку от него – смущенный Назар, которого отец не переставал встряхивать, будто опасался, что внутри сына выпадет какой-то осадок. По левую руку от него сидел старший сын и брат Назара – Степан, отчего-то подавленный и хмурый, на что, впрочем, Крынка не обращал никакого внимания. Все прочие из местных то появлялись, то исчезали в плодоносных зарослях, а под ногами сновали какие-то чудовищные двухголовые куры и жизнерадостные шестиногие поросята, воздух был наполнен звуками и запахами, и по всему было видно, что жизнь здесь бьет ключом. Глядя на гуся, активно машущего четырьмя крыльями, семинарист икнул и поглядел на свою тарелку, где лежала тщательно обглоданная кость. Впрочем, ему доводилось питаться мясом мутантов, и оно было несравненно менее съедобно. Подумаешь – четыре крыла! Всего лишь – в два раза вкуснее!

Словно почуяв какую-то особую значимость в новой компании Ведуна, того усадили на почетном месте в торце стола напротив хозяина. Его жена, дородная цветущая женщина, и девки – сестры Назара, шуршали рядом с ним, выражая всяческое почтение и даже благоговение и стремясь угодить, но встречали лишь холодное удивление во взгляде темного путника. Видать, что-то чуяли они в нем своим женским чутьем. За настоящего колдуна принимали, что ли? Хотели от него чего-то?

Впрочем, не остался без внимания и Зигфрид. Старшая из сестер Назара явно положила на него глаз, всячески обхаживая: как бы невзначай касалась того длинными тонкими пальцами, роняла ему на лицо тяжелые светлые локоны. Воин, надо отдать ему должное, держался молодцом и на провокации не поддавался. А может, просто устал с дороги – кто его знает?

Главным фоном этого внезапного пира был раскатистый голос Крынки, еще более раскрасневшегося и уже слегка окосевшего. Размахивая в воздухе большой кружкой и обильно расплескивая на гостей пиво, он вещал:

– Не ждал я, что сынку в родную хату заглянет – да еще перед самой Волной. Думал, еще год не увидимся, – и тут такой подарок! Ну так признайся – выгнали тебя, выгнали?! Надеюсь, за драку прогнали? Надавал ты друзьям-оболтусам по чубам, не посрамил батьку?!

– Да не выгнали еще! – вяло отбивался Назар. Похоже, он давно уже привык к тому, что возражать отцу нет никакого смысла.

Да тот и не слушал, он просто вскидывал кружку и орал:

– За моего сына, за Назара, – нашу гордость и наше будущее!

После чего опрокидывал в себя оставшееся в кружке пиво и снова тянулся в торчащему из бочки кранику.

Было заметно, как после каждого подобного тоста младший сын, Степан, как-то сжимается и мрачнеет. Видать, не все так просто и радостно было в этом шумном и внешне благополучном семействе, и даже исключительное изобилие не несет полного счастья. Впрочем, иногда Крынка все-таки замечал младшего и переключался на него:

– А тебя, дубину, не взяли! Ну ничего – зато на тебе все хозяйство будет! Вот помру я – станешь на Хуторе главным, будешь девок гонять да свиньям хвосты крутить!