2. «Бужане, зане седоша по Бугу, послеже же Велыняне»{112}
. Расшифровка этих летописных фраз затруднена тем, что в ближайшем соседстве друг с другом существуют две реки с одинаковым названием — Буг Южный и Буг Западный; они почти соприкасаются своими верховьями. Летописец не указал, какой именно Буг он подразумевал в том или ином случае. Город Волынь, общеплеменной центр волынян, находился на левом берегу Западного Буга; следовательно, дулебы, восточные соседи белых хорватов, обитали когда-то в верховьях Западного Буга, где во времена летописца («ныне») были волыняне и город Волынь. В VI–VII вв. на дулебов напали авары («си же Объри воеваша на Словены и примучиша Дулебы…»). Дулебский союз на Буге распался, а дулебские племена переместились на запад и вклинились в чешские и польские племена. Смена племенных союзов на Западном Буге выяснена: разбитых аварами дулебов заменил новый союз, принявший имя волынян. Во второй летописной фразе река Буг написана иначе: не «Бъг», а «Буг»; можно допустить, что на Южном Буге был союз племен «Бужане», который в дальнейшем влился в соседний союз волынян и принял его имя. Возможно, что это второе отражение процесса интеграции союзов племен — поляне объединились с русами, а бужане с волынянами. Это вполне естественно для бурной эпохи VI–VII вв.Хорватами в Прикарпатье и волынянами по Западному Бугу заканчивалась на западе та широкая полоса восточнославянских племен, которая шла в лесостепи по древним землям славянской прародины.
Часть колонистов могла оседать не на Балканах, а поблизости от старых славянских земель, в юго-западном углу Причерноморья, где лесостепная зона подходила почти к самому морю. Таковы, вероятно, были уличи и тиверцы, которые первоначально жили по Южному Бугу и по Днепру «оли до моря», а в дальнейшем «седяху по Дъестру и приседяху к Дунаеви… И бе мъножьство их»{113}
. Это о них, очевидно, говорили византийцы, упоминая русов «еже живяху в Евксинопонте», т. е. на берегу Черного (Русского) моря.Колонизация в южном, степном направлении трудноуловима, но ряд разрозненных сведений у нас все же есть: то восточный историк упоминает, что арабский полководец Мерван в 737 г. пленил 20 000 славянских семей где-то в Приазовье, то Нижний Дон географы назовут «Славянской рекой», то упомянут о том, что Азовское море является крайним пределом славян.
По русским источникам мы знаем, что в степях, кроме иноязычных кочевников, находились какие-то русские «бродники», возможно, предшественники позднейшего казачества. Археологически южная колонизация почти неуловима. Славянские племенные союзы на север от зоны славянской прародины формировались в течение нескольких столетий как результат мирного постепенного проникновения славян в лесную зону, где происходила медленная и тоже мирная ассимиляция ими местного литовско-латышского и финно-угорского населения.
Обряд трупосожжения с наземным захоронением пепла в деревянном срубе (без земляных насыпей-курганов) не оставил нам славянских погребальных памятников времен ранней колонизации.
Подсечное и переложное земледелие, требовавшее постоянного перемещения небольших родовых коллективов, врубавшихся в обширные северные леса, не содействовало созданию больших устойчивых поселений, а недолговременные лесные заимки редко обнаруживаются археологами. Получается так, что в ряде случаев славяне в силу своего образа жизни и своих верований как бы прячутся от археологов в этой шапке-невидимке. Поэтому процесс колонизации, шедшей в северном и северо-восточном направлении, хорошо прослеженный по археологическим материалам зарубинецкого времени, в дальнейшем теряет по временам свою четкость и опознаваемость.
Можно вполне допустить, что широкое стихийное расселение славян в лесной зоне не вытесняло местные неславянские племена, а пополняло их территорию разрозненными славянскими ячейками.