Киевская Русь и русские княжества XII-XIII вв. Происхождение Руси и становление ее государственности

Приведенные отрывочные записи, не составляющие в Никоновской летописи компактного целого, но разбавленные самыми различными выписками из Хронографа 1512 г. и других источников, представляют в своей совокупности несомненный интерес. Те события, которые в «Повести временных лет» очень искусственно сгруппированы под одним 862 г., здесь даны с разбивкой по годам, заполняя тот пустой интервал, который существует в «Повести…» между 866 и 879 гг. Абсолютная датировка сопоставимых событий в этих двух источниках не совпадает (и вообще не может считаться окончательной), но относительная датировка соблюдается. Так, в «Повести…» говорится о прибытии Рюрика первоначально не в Новгород, а в Ладогу; пишет это Ладожанин, посетивший Ладогу за четыре года до редактирования им летописи и, очевидно, с опорой на какие-то местные предания. В Новгороде же Рюрик оказался «по дъвою же лету», что и отражено записями Никоновской летописи.

Главное отличие «Повести временных лет» (2-я и 3-я редакции) от никоновских записей заключается в различии точек зрения на события. Сильвестр и Ладожанин оба излагали дело с точки зрения варягов: варяги брали дань, их изгнали; начались усобицы — их позвали; варяги разместились в русских городах, а затем завоевали Киев. Автор никоновских записей смотрит на события с точки зрения Киева и Киевской Руси, как уже существующего государства. Где-то на крайнем славяно-финском севере появляются «находники» — варяги. Соединенными силами северные племена заставили норманнов уйти к себе за море, а затем после усобиц начали обдумывать свой новый государственный порядок, предполагая поставить единого князя во главе образовавшегося союза племен. Обсуждалось несколько вариантов: князь мог быть избран из среды объединившихся племен («или от нас…»), но здесь, очевидно, и содержалась причина конфликтов, т. к. антиваряжский союз образовался из разных и разноязычных племен. Названы и варианты приглашения князя со стороны: на первом месте — Хазарский каганат, мощная кочевая держава прикаспийских степей; на втором месте — Поляне, т. е. Киевская Русь; на третьем месте — «Дунайцы», загадочное, но чрезвычайно интересное понятие, географически связанное с низовьями и гирлами Дуная, вплоть до конца XIV в. числившимися (в исторических припоминаниях) русскими[29]

. И на самом последнем месте — Варяги, к которым и направили посольство. Предпочтение призвания шведского конунга объяснялось, надо думать, тем, что варяги и без приглашения, но с оружием появлялись в этих северных местах. Призвание варяга (речь шла об одном князе) было, очевидно, обусловлено принципом откупа «мира деля». Мы не знаем, какова была действительность, но тенденция здесь резко расходится с той, которую проводили летописцы Мономаха, считавшие варягов единственными претендентами на княжеское место в союзе северных племен. Тенденцию эту можно определить как прокиевскую, т. к. первой страной, куда предполагалось послать за князем, было киевское княжество Полян. Дальнейший текст убеждает в этом, т. к. все дополнительные записи посвящены деятельности киевских князей Асколда и Дира.

В «Повести временных лет» Асколд и Дир представлены читателю как варяги, бояре Рюрика, отпросившиеся у него в поход на Константинополь и будто бы попутно овладевшие Полянской землей и Киевом. А.А. Шахматовым давно доказано, что версия о варяжском происхождении Асколда и Дира неверна и что этих киевских князей IX в. следует считать потомками Кия, последними представителями местной киевской династии^{195}

.

Польский историк Ян Длугош (ум. 1480), хорошо знавший русские летописи, писал об Аскольде и Дире:

«После смерти Кия, Щека и Хорива, наследуя по прямой линии, их сыновья и племянники много лет господствовали у русских, пока наследование не перешло к двум родным братьям Асколду и Диру»^{196}.