Киевский лабиринт

– Совершенно верно. И мы ему обязательно поможем. Для этого изыскиваем средства. В данный момент помогаем ему пересылать большевистскую литературу русским военнопленным, содержащимся в наших лагерях. Среди них есть один из друзей Ленина, который давно сотрудничает с нами. Этакий пламенный агитатор, пропагандирующий большевистские идеи. Он и организовал там всю работу. Пришлось срочно выделить на это мероприятие несколько тысяч марок.

Фон Бокль затушил папиросу и спросил:

– Послушайте, Вальтер, Ульянов обретается за границей вот уже почти пятнадцать лет. А на какие деньги, позвольте узнать, он существует? И уж точно не только на ваши гроши, поскольку Третье бюро, если и платит ему жалованье, то весьма скудное.

– Он получает переводы от матери. Как мы выяснили, они включают в себя ее пенсию и доходы от имения. Однако большую часть составляют средства, полученные от налетов на российские банки так называемых «эксов». Происхождение финансов его не смущает. Любыми деньгами он пользуется без всяких сантиментов. Правда, последнее время, поток помощи из России стал совсем слабым – власти всерьез взялись за анархистов[27]. Одни – в бегах, других рассовали по тюрьмам.

– Ленин связан с уголовниками? – удивился полковник.

– Опосредованно, через своих соратников. Один из них – некто Иосиф Джугашвили – организует «эксы» и большую часть из награбленного пересылает потом непосредственно Ленину. Мы отслеживаем эти переводы, контролируем, но не препятствуем получению. А зачем? Пока наши устремления текут в одном русле.

Николаи вновь пригубил кофе и сказал:

– Но давайте вернемся к основной проблеме. Я прихожу к выводу, что Ардашева придется ликвидировать. Возиться с ним некогда, а хлопот, как я понимаю, он может доставить немало.

– Это вы точно подметили. Он и в Персии нам навредил, и в Турции. Помнится, подполковник Сейфи-бей[28]

пытался с ним поквитаться, да только сегодняшние союзнички русских, англичане, сделали это быстрее.

– Да, – кивнул Николаи, – «быстрее»… но «быстрее» не значит «лучше». Британцы смогли только прострелить ему обе ноги.

– Угу, – усмехнулся фон Бокль, – зато Ардашев через несколько лет разделался с тем англичашкой, который спустил в его сторону курок. Он проткнул майору Борнхилу горло. И случилось это все в той же Ялте. Эх, были времена! Море, барышни и магнолии… Кстати, Вальтер, вы видели когда-нибудь, как цветет черная магнолия?

– Нет, не доводилось.

– Вы много потеряли.

– Не думаю. Вот закончим войну, выстроим себе новые виллы в Крыму, у самого моря, тогда и посмотрим.

– А вы оптимист.

– Я бы сказал «разумный оптимист».

– Пусть так. Только одному агенту с Ардашевым не справиться. Пошлите к нему несколько человек.

– Безусловно, я так и сделаю. Благодарю за дельный совет. – Майор наполнил свою рюмку. – Ну что, дорогой Людвиг, выпьем за победу?

– За скорую победу, Вальтер!

22. Раздумья и рассуждения

3 июня 1916 г., пятница

«Войны не могут длиться вечно. Рано или поздно они заканчиваются. Какой выйдет Россия из этого кровавого кошмара? Сильной или ослабленной? Станет ли она свободной демократической страной или превратится в мрачную диктатуру, убивающую свой народ? И останется ли она монархией? Скорее всего – нет. До войны темпы роста России составляли 14 % в год. На одно лишь просвещение страна тратила – шутка ли! – 14,6 % национального бюджета. При таком развитии экономики Россия через 29–30 лет могла бы стать первой страной мира. Могла бы, если бы не архаичная форма власти, если бы не война… Главная ошибка Государя заключается в том, что ему следовало довести до конца процесс, начатый еще в октябре 1905 года Манифестом «Об усовершенствовании государственного порядка», то есть за год-два перейти из самодержавной формы правления в парламентскую монархию. Тогда бы и отпали сами собой извечные суждения о некой нашей ущербности по сравнению с чисто вымытой и сытой Европой, и слова об извечной русской отсталости и несобранности остались бы в прошлом. Да и самая большая загадка на свете – русская душа стала бы всем ближе и понятнее». – Ардашев закрыл дневник, отложил в сторону вечное перо, взял со стола привезенный с собой новый сборник Александра Блока и, уже в который раз, вернулся к любимому стихотворению: