– Ну чев-во ты пристал... н-нечестивец? Почем нам знать... трое ли ихого брата было... двое ли. М-можа, у меня в глазах троилось... как после тройного одеколона или «Трои» с «Боми». Или двоилось... как после навозного первачка...а, добр-р... ик!.. члаэк?
«Добрый члаэк» махнул на Фокина и Егорыча рукой, и в этот момент в дом вошло несколько милиционеров, и первый доложил ему:
– Приехал Свиридов.
– Кто-о? Это тот, который при Маневском?
– Так впустить? У него даже какая-то бумажка от районного прокурора есть вроде как.
Штатский сморщился и снова махнул рукой: дескать, куда ж нам от этих кровососов деться – пускай...
Вошел Свиридов и с ним несколько человек охраны. При появлении Владимира менты переглянулись, а «штатский» представился:
– Капитан Кольцов, ...ское РОВД. Я хотел бы...
– Не топорщись, капитан, – перебил его Свиридов. – Пусть твои люди немного подождут. Я сам разберусь, что тут к чему.
– Но... – начал было тот, но Владимир перебил его:
– Кажется, вы не поняли, товарищ капитан. Я – Свиридов, начальник второго отдела службы безопасности Маневского. И то, что здесь произошло, в моей компетенции. Вот бумажонка, прочти. Если вы имеете сказать что-то против, дайте мне телефон вашего начальника.
Капитан Кольцов смешался и не нашел, что ответить на эти слова, сказанные непререкаемо властным, не терпящим возражений тоном. Да и во всем облике стоящего перед капитаном человека, высокого, статного, одетого на сумму раз в сто или тысячу больше месячной зарплаты Кольцова, сквозило холодное, высокомерное достоинство знающего себе цену человека из верхов.
– Вот и чудно, – почти весело сказал Владимир, а потом перевел взгляд на болтающегося у стены Афанасия. – Ну... ну как же! Жив, дармоед!
Афанасий мутно посмотрел на лицо стоящего перед ним человека, очевидно, не узнавая его.
– Ну, ты и нажрался, брат! – сказал Владимир. – Да и компания, я смотрю, у тебя подходящая.
До Фокина наконец дошло.
– В-ва... ла... Володь-ка? – медленно выдавил он. – Ну... я знал, что ты должен появиться... появился. Ты меня не это... не будешь мочить... в сортире... н-нет?
– Та-а-ак, – протянул Владимир, – понятно. По-моему, ты сегодня немножко погорячился. От слова «горячка». Белая, разумеется.
Фокин медленно сполз вниз по грязной стене и клекло пробормотал:
– Давай чуть попо... попозже... всю ночь пили... на работу не пошел... по... повеселились... Егорыч и Манька ублюдков... отмудохали... если б не они – тогда бы мне пи... пи...р-р-р горой.
И Фокин уронил тяжелую голову на грудь.
– Ты что, заснул? – глупо спросил Свиридов.
– А... не, еще не... Илья... Илю...ха.
Свиридов сел на корточки, глядя прямо в багрово-мутное лицо Афанасия, быстро спросил:
– Что – Илья? Тебе что-то известно об Илье?
– Илья – он... вот.
И Фокин голосисто захрапел.
Свиридов поднялся и, повернувшись к своим людям, приказал:
– Уложите его в мою машину.
– Но как же так... – начал было уже утихомирившийся капитан Кольцов, но Свиридов повернулся к нему и, сверкнув глазами, рявкнул:
– Тебе что, на досрочную пенсию захотелось? Я же сказал, что сам займусь всем этим делом.
Он обернулся на храпящего на столе Егорыча, на валяющуюся в углу бабу и еще одну, лежащую на лежанке и свесившую с нее тощую синюю ногу со жгутами варикозных вен, вспомнил, что говорил об этих людях Афанасий, и бросил одному из своих охранников:
– Поставь им к пробуждению пару ящиков пива и ящик водки. Пусть влегкую поправятся.
– Сопьются окончательно, – сказал тот, с сомнением глядя на пеструю коммунальную публику и морщась от витающих в кухне фимиамов.
Свиридов пожал плечами:
– Да им это как слону дробина. Хуже уже им точно не будет. Поехали.
Фокин открыл глаза. Он лежал на просторной и мягкой кровати-аэродроме, на фоне которой прокрустово ложе, на котором он спал в коммуналке, не тянуло даже на статус топчана из престарелого заскорузлого дуба.
Нет надобности говорить, что в голове что-то грохотало и перемалывало мозги, а в висках долбились тысячи ужасных чертей-шахтеров. Очевидно, они бурили в фокинских висках стволы и штреки.
Впрочем, на столике возле него стоял поднос с обложенным льдом и запотевшим от холода графинчиком с водкой, две вазочки с блинами с красной и черной икрой, маринованные белые грибы, а также что-то дымящееся в приборе, накрытом блестящей полусферической крышкой.
Фокин с трудом приподнялся с постели, протянул дрожащую руку к графинчику, и тут же, словно по заказу, появилась миловидная женщина лет сорока и, налив Афанасию спасительного напитка, протянула еще и блин.
– Ну... не-е-е... – проблеял Афанасий и одним духом проглотил и стопку, и блин с икрой. И, еще не прожевав, спросил: – Это я... где?
Женщина улыбнулась, но только покачала головой и ничего не сказала.
– Н-немая... что ли? – вслух поразмыслил Фокин.
– Вот это уже лучше, – сказала «немая». – Выпейте еще одну рюмочку и придете в норму.
Фокин с готовностью проглотил вторую стопку и почувствовал, как тает перед глазами проклятая зеленоватая пелена, как перестают дрожать руки и сводиться в каком-то жарком ознобе ноги.