Взгляды ее и Виктора вновь скрестились. «Операция усложняется до беспредела», — понял Курбанов, представив себе на минуту, каково будет оказаться между двумя столь незаурядными женщинами, как Виктория и Лилиан.
— Почему не в Латвии?
Даже самому Курбанову вопрос показался настолько неуместным и дурацким, что он тотчас же усовестился его. Лилиан же попросту не удостоила майора никакой реакции. Зато после паузы состроила глазки и, потянувшись к нему губами, словно для поцелуя, произнесла:
— Если вы пообещаете способствовать тому, чтобы я прижилась в «Лазурном береге» или в его окрестностях, я выдам вам главную тайну Гротовой и нашего к вам отношения. С условием, что вы меня не выдадите.
— Клянусь на святом для латышских стрелков «Кратком курсе ВКП(б)».
— Так вот, Гротова получила задание сблизиться с вами, привязать, возможно, даже женить на себе, но в любом случае всегда оставаться рядом, а значит, всегда контролировать. Денно и нощно. Шаг влево, шаг вправо… Именно поэтому, чуть ли не под угрозой смертной казни, мне запрещено было соблазнять вас. Позволено разве что флиртовать и «готовить к поглощению», но не путаться под ногами.
— Вам так прямо об этом и сказали? Имею в виду цель моего «поглощения» Гротовой, а не запрет на секс, который введен для вас.
Лилиан замялась, прокашлялась и все-таки вынуждена была признаться:
— Ну, так прямо о цели сближения с вами госпожи Гротовой меня никто не информировал. Но ведь она, цель эта, очевидна, неужели вы этого не поняли?
41
Председатель Комитета госбезопасности вновь взглянул на часы и попросил дежурного по станции кремлевской связи соединить его с объектом «Заря».
После отключения спецсредств связи в Ялте кремлевская АТС-1 была переведена на ручной режим работы, при котором доступ к резиденции Русакова был строго регламентирован. Дежурного на коммутаторе подстраховывал теперь еще и офицер госбезопасности, посланный туда лично Корягиным.
Что бы потом ни говорили в прессе о «полной блокаде средств связи резиденции Президента», на самом деле у путчистов в этом плане проблем не возникало, и шеф госбезопасности мог это засвидетельствовать.
Трубку поднял сам «прораб перестройки». Он ждал этого звонка, он с волнением и страхом ждал его, прекрасно понимая, что в такое время у аппарата может оказаться только один человек — председатель КГБ.
— Ну и зачем они приезжали сюда? — первым спросил Русаков, как только главный чекист поздоровался. Голос показался Корягину грубовато-раздраженным, но не настолько, чтобы настраивать на такую же тональность весь ночной разговор. — Мы ведь в общих чертах обсудили все наши действия, а тут вдруг — «группа товарищей». С какой стати?
— Но, как вы могли заметить, о предварительных наших переговорах никто из этой «группы товарищей» даже не догадывался.
— И все же напрасно вы присылали их сюда, — проворчал генсек-президент.
— Ну, так было решено.
— Кем… решено?
Шеф госбезопасности хотел было сослаться на их совместное решение с премьером и Лукашовым или на пока еще не предъявленный миру Госкомитет по чрезвычайному положению, однако в последнее мгновение его вдруг задел за живое тон, в котором Прораб Перестройки пытался говорить с ним; сама суть его упрека. Только поэтому он резко и холодно ответил:
— Мною. Это решение принято мною. Единолично. Такой ответ вас, товарищ генсек-президент, устроит?
Русаков недовольно посопел в трубку, однако вступать в спор не стал. Единственное, на что его хватило, так это на ворчание.
— Но ведь они же вели себя тут… Особенно генерал Банников, с его казарменным хамством.
— Зато теперь в руководящей кремлевской верхушке есть люди, хоть перед прессой, хоть перед всем народом способные подтвердить, что вы, лично вы как Президент, действительно отказались объявить чрезвычайное положение и даже выступали против него, — вкрадчиво молвил Корягин. — Разве такое алиби не стоит визита всей этой казарменной братии?
Выдерживая артистическую паузу, главный чекист Союза теперь уже давал своему собеседнику, — как совсем недавно — вице-президенту Ненашеву, — возможность «оценить и проникнуться…» глубиной своего замысла.
— В самом деле, — неожиданно оживился Русаков. — Если подходить к этому вопросу, так сказать, в общем и целом, упуская какие-то спорные моменты нашей встречи… — попытался он увлечь шефа госбезопасности в неуемный поток своих словес, однако тут же был жестко прерван им:
— А еще некоторые из этих «черных гонцов»[10]
смогут подтвердить, что, ворвавшись на территорию президентской резиденции, генералы лишили вас правительственной связи и, по существу, оставили под домашним арестом. Именно поэтому вы не смогли вернуться в Москву, чтобы поставить на место зарвавшихся гэкачепистов. К тому же вы настолько перенервничали, что тут же заболели.— Да все это мне ясно, — в самом деле занервничал Русаков. — Но почему приехали именно эти? И как в их числе оказался, например, генерал Банников?