Выйдя из оцепенения, Настя передернула плечами, развернулась и обожгла меня ненавистным взглядом. Рукавом пальто она утерла со скул дорожки слез и, нахмурившись, вновь отвернулась к окну. Ей внезапно стал неприятен наш зрительный контакт.
— Ты еще спрашиваешь, почему? — ее дерзкое хмыканье резануло слух. — Да потому что ты никогда не относился ко мне со всей серьезностью! В юности ты был со мной из-за спора, полтора года назад ты нашел во мне легкую наживу, потому что я единственная из наших одноклассниц не была замужем, а четыре дня назад ты осмелился купить меня за деньги, чтобы так же безответственно продолжать ухлестывать за очередной юбкой, — выплюнула она с резкостью, со злобой, тая в себе боль и разочарования, отчего в грудине образовался камень, стремительно увеличивающийся в массе. — Знаю, я сама виновата во всем. Я понимала, что ты никогда не сможешь разглядеть во мне девушку, которая была влюблена в тебя с восьмого класса! Потому что ты мог разглядеть во мне только свою выгоду. Ты потребитель, Ярослав, а с таким человеком я быть не то чтобы не могу. Я не хочу быть с таким человеком, несмотря на все мои чувства к нему. Теперь, надеюсь, тебе ясно, почему я не могу быть с этим человеком?
Момент — и все перевернулось кувырком.
Я вдруг осознал, что заслужил все эти издевательства с ее стороны над собой. За прошлые обиды. И так погано внутри стало от мысли, что я заслуживаю куда больших наказаний.
Но Настя ошибалась в своих выводах.
Если бы она спросила о первой девушке, в которую я был влюблен, то услышала бы правду. Но, услышав от меня правду, она не поверила бы мне, потому что той девушкой была она.
Да, в выпускном классе я действительно влюбился в Настю. Те слова, которые я говорил матери о Насте, неслучайны. Они не были взяты с потолка. Это были воспоминания.
Будучи еще пацаном, я понял, что испытываю к ней нечто странное, то, чего со мной еще прежде никогда не было. Я понял, но уже тогда, когда ее не оказалось рядом. Тогда, когда я причинил ей боль, а ненависть по отношению ко мне легко было прочесть в ее глазах. И это все та же ненависть, с которой она смотрела на меня спустя столько лет.
Это была моя первая любовь. Глупая. Наивная. Жалкая. Трусливая. Все эти определения как нельзя лучше подходят ко мне.
Я просто побоялся заявиться к ней и признаться во всем, боялся насмешек со стороны друзей и команды, если бы кто-то узнал, что Адова отшила меня.
Настя была не такой как все. Она была странной буквально во всем, но именно ее чудаковатость и привлекала меня в ней больше всего. Привлекала, и до сих пор привлекает, как оказалось.
Я запутался окончательно. Забыл, о чем хотел поговорить с Настей.
— Можно мы с Марусей поедем домой? — неожиданно она спросила.
А у меня столько мыслей гуляло в голове, что единственное, что я мог в данный момент — это рассеянно кивнуть.
— Да, без проблем. Я отвезу вас.
Настя категорично покачала головой.
— Нет, пойми меня правильно, но лучше нам не видеться какое-то время. Я призналась тебе в том, в чем не хотела признаваться даже самой себе. И сейчас хочу только одного — побыть наедине с собой.
Вскоре Настя уехала. Собрала все свои вещи, попрощалась со стариками, пожелала моей матери внука и просто уехала на такси, не сказав мне больше ни слова.
— И как ты мог отпустить ее? — строжайше поинтересовался дед и посмотрел на меня так, словно намерен был схватиться за ремень и выпороть им своего нерадивого внучка.
— Не знаю. Если честно, я вообще не понимаю, что сейчас со мной происходит, — заторможенно выдал, из окна глядя на удаляющуюся машину, в которой была Настя.
Я словно попал в вакуум, а выбираться оттуда мне не хотелось.
— Нечего тут понимать! — встряла мать менторским тоном. — Вы только посмотрите, в кого она нашего Ярослава превратила! Пусть катится туда, откуда пришла. Нам такие невесты не нужны!
— Так и катилась бы туда, откуда пришла! Что ты до сих пор тут делаешь? — сорвалась бабушка на мать, на что та недовольно цыкнула.
— Тебя забыла спросить, где мне быть! Ты тут никто! И звать тебя никак!
— Замолчи! Замолкни, змеюка подколодная! — прогрохотал отец, впервые за долгие годы повысив голос на мать. Это немного взбодрило меня и переключило большую часть мыслей на назревающий конфликт. — Еще раз посмеешь сказать что-то поперек... Хоть кому-то из этого дома, я подам на развод! Достала ты меня! В печенках уже сидишь, злыдня старая!
Отец был в гневе, а матушка глазами удивленными хлопала и стояла без движений возле него, словно оплеванная.
— Ярослав, скажи отцу что-нибудь, что ты молчишь? — искала она в моем лице поддержку.
А что я мог сказать...
Я любил ее как мать, но как человек она была просто невыносима. Я был убежден, что угроза отца может стать для матери отрезвляющей пощечиной.
— Твоя проблема в том, что тебя слишком много. Займись уже своими делами, а в чужие не вмешивайся, — сказал я, неторопливо обходя эту ворчунью.
— Да вы все с ума тут посходили! — раздосадованно вякнула мать и ретировалась в спешке.