Кино, вино и домино

Осознав это, Ольга содрогнулась от жалости и решила терпеть от Наташи все. И долго терпела, но только что сломалась на подсчете Лизиного долга за пользование Наташиной недвижимостью. И подумала, что хватит нянчить богатых дур, потому что в этом мире есть более нуждающиеся в ее опеке.

И точно. Обернулась и увидела за столиком сзади себя Бабушкина. Бабушкин ей не понравился. Его лицо и глаза под новыми очками были ровного малинового цвета от количества выпитого. Ольга подумала, что, видимо, именно с таким лицом людей хватает кондратий; пересела поближе и бережно спросила:

– Все нормально?

– Археологи разберутся, кто был прав! – ответил Бабушкин, стало понятно, что он нечеловечески пьян. – Скажу тебе, Оля, ты тут одна настоящая баба! А это все фуфло и прошмандовки!

– Игорь, у вас не болит голова? Не хотите пойти в номер? Может быть, выпьете кофе? – Она не понимала, что делать, и подумала, что хорошо бы позвать Ингу, но той, как назло, не было видно в зале.

– Кофе? Кофе можно! Мальчик, кофе, мокрое полотенце и розы даме! – заорал Бабушкин, но в шуме и музыке официант его все равно не слышал и не понимал.

Ольга намочила салфетку водой из бутылки «Свежачка», дала ему приложить ко лбу, поманила официанта и гаркнула:

– Сaffи! Rapidamente!

Слышала, что именно так кричал Джокопо.

– Si, certo, signora! – уважительно кивнул официант.

– Оля, я тут один режиссер! Хорошо, что хоть ты это понимаешь! Я и во всей России один режиссер… – запричитал Бабушкин, прижимая ко лбу мокрую салфетку, – а вокруг только сброд! Только рыла! Знаешь, как говорят эти тухлые макаронники? У них главная поговорка: «Деньги – ключи от всех дверей!» А у меня нет столько денег! И главное, никогда не будет!

– И не надо, – успокоила Ольга. – Одним деньги, другим – талант!

Подбежал официант с маленькой чашкой кофе. Ольга придвинула ее к Бабушкину и сказала, как больному ребенку:

– Надо сделать всего один маленький глоточек! Это нам поможет!

– Я не могу… – несчастно прошептал он, – меня… меня губы не слушаются… Я весь ватный…

Ольга взяла ложечку кофе, влила ее в рот Бабушкину, он покорно глотнул.

Массимо на сцене пел «Cortigiani, vil razza dannata…».

Бабушкин глотнул вторую ложечку из рук Ольги и сказал:

– Как хорошо… Можно еще? Массимо категорически нельзя петь Верди… не тянет… здесь никто в этом ни черта не понимает… впрочем, как и в кино…

Ольга поднесла к его губам чашку с кофе, он капризно замотал рыжей головой:

– Хочу с ложечки…

И они продолжили это самое неожиданное для закрытия фестиваля занятие, пока сзади не навис злобный Борюсик и не спросил:

– Ну, бля, ты созрел уже или нет? Человек звонит! Вот он в мобильнике!

Борюсик потряс перед красным носом и красными глазами Бабушкина мобильным телефоном. Бабушкин вяло взял мобильный в руки, подержал и отдал обратно с медленно подбираемыми словами:

– Ты… этот мобильный… засунь себе в жопу… и проверни до щелчка! Понял?

Борюсик отлетел как ошпаренный.

– Не нравится мне ваш Борюсик! – поморщилась Ольга. – Какой-то он альфонс, прощелыга… что-то в нем не так! Зачем вам такой продюсер?

– Ну альфонс… какая разница? Тебе-то что, Оленька? Не отработал в постели свои деньги? Что ты в этом понимаешь? Хорошие девочки относятся к сексу как к обязанности, плохие – как к развлечению, умные – как к лучшей части жизни! – Бабушкин прижался к ее уху и начал шептать: – Он не продюсер! Я ничего не снимаю, просто мне нужен лев! Поняла?

– Лев? Живой? Для фильма? – Ольга отодвинулась от Бабушкина потому, что смотрелись они дико: то кофе ложечкой, то шепот на ухо.

Картонов из-за соседнего стола показал Ольге свободной рукой кулак, пока не свободной шарил под юбкой народного итальянского костюма белокурой девушки, с которой недавно танцевал.

Все женщины, особенно имевшие с ним секс, казались Картонову принадлежащими ему пожизненно. Он искренне раздражался, когда они интересовались другими мужчинами.

– Не живой. Золотой…

– Золотой? Из золота? А что он будет делать в фильме?

– Елки-моталки, я же ясно сказал: я ни-че-го не сни-ма-ю! Бабушкин ничего не снимает! Бабушкин – охотник! Он – охотится на «Золотого льва»! Поняла? «Золотой лев» – это приз Венецианского фестиваля! Но гнида Борюсик заломил за него такую сумму, что, мамочки мои… таких денег не бывает! Понимаешь? – Бабушкин немного ожил.

Теперь в осадок выпала Ольга:

– Нет. Не понимаю…

– Чего не понимаешь? Мужик хотел купить своей бабе венецианского «Льва». Не хватило бабла! И все! Чего тут понимать? Просто как бутерброд с сыром!

– Но это невозможно!

– Все возможно! Посмотри на них! Твой Картонов, бездарный деревенский ублюдок, на моих глазах склеил людей из окружения папы римского! Думаешь, они его за талант к Святому престолу поволокли? Ему при мне втирали, что у Ватикана бизнес-проект с авиакомпанией и что на креслах в этих самолетах будет написано: «Я ищу Твой Лик, Господи»! Думаешь, только РПЦ в нефтянке погрязла? Ошибаешься! Все покупается! Все! Особенно здесь и в России! Мы с итальяшками – близнецы-братья! Мы – одной крови! – К Бабушкину вернулись силы, и он почти орал.

– Не все покупается!